Сталь

Может быть перед тем, как убить его, мне стоило попросить его залезть в прицеп. Но я не хотела, чтобы он преждевременно понял, что именно я хочу с ним сделать. Я могла бы обманывать себя мыслями о том, что я не хотела увидеть в его глазах испуг, что хотела бы запомнить его храбрым в последние секунды его жизни… Но дело было не только в этом. Ещё дело было в том, что я боялась услышать из его уст или прочесть в его глазах мысль о том, что я его предаю. А я всю свою жизнь отчаянно не хотела быть предательницей кого-либо или чего-либо. Особенно не хотела быть предательницей близких мне людей. И всё же, в сложившейся ситуации, мне ничего другого просто не оставалось…

Когда я возвращалась к Тристану вместо того, чтобы сесть за руль машины и на всех скоростях умчать Спиро с Клэр подальше от неизбежного зрелища обращения Тристана в безумного Блуждающего, Тристан явно не понимал, зачем я это делаю. Он был укушен, а это безапелляционный смертный приговор. Возможно, у нас оставались лишь секунды, которые я, как он мог думать, тратила словно свихнувшаяся идиотка…

Наши взгляды встретились лишь когда я остановилась прямо перед ним, за три секунды до его смерти. Перед тем, как сделать это, я заставила себя поступить по-честному хотя бы в эти короткие три секунды. Я посмотрела ему в глаза, позволив ему погрузиться в мои. Я произнесла шокированное “прости”. И…

Замахнувшись, я со всей силы приложилась к его груди, к той области, под кожей и рёбрами которой всё ещё стучало его живое человеческое сердце… Я врезалась в неё металлическим бруском, размером с мой указательный палец. Я знала, что игла вонзится автоматически, потому что я отчётливо помнила нашу ночь на первом пароме, в которую мы с Тристаном вместе склонившись над непонятной инструкцией, читали невнятные вещи, пытаясь уразуметь бред…

Досчитав до пяти, я отпустила брусок, приговаривающе впивающийся в грудь Тристана. Но он не упал. Он остался торчать в его груди.

Лицо Тристана исказилось, губы замерли в букве “О”, за которой последовал лишь один глубокий вдох… Выдоха так и не случилось.

Я прислонила обе руки к своему рту, из которого уже вырывалось болезненное стенание…

Переведя взгляд со своей пронзённой груди на меня, Тристан вдруг запрокинул голову и начал заваливаться назад. Я сразу же попыталась его схватить, но у меня удалось лишь дёрнуть его левую руку на себя, и в итоге он всё равно обрушился вниз, что не могло не вызвать у него сильной боли. Я думала, что после такого удара он вскрикнет, зашипит, и его лицо исказится от внезапной боли, но он не издал ни единого звука, не выдал ни единой мимической реакции. Вцепившись в мою руку мёртвой хваткой, Тристан замер, лежа спиной на остром щебне, покрывающим всю обочину. Стоя перед ним на коленях, абсолютно не обращая никакого внимания на впивающиеся в моё предплечье пальцы, буквально достающие до моей дрожащей кости, я забыла рыдать. Я смотрела на брусок, ровно торчащий в груди парня – вместо непрозрачного серебристого цвета он приобрёл прозрачность, благодаря чему я могла видеть, что он полностью опустошён.

…Лишь спустя минуту мой разум вышел из оцепенения.

Как только я начала приходить в себя, начала постепенно осознавать происходящее, я заставила себя приложить два пальца к сонной артерии Тристана, чтобы наконец узнать, сработала ли моя последняя надежда, остался ли пульс в его теле… Ведь я попала прямо в сердце, я точно не промахнулась…

Пульса не было.

Передо мной лежал мёртвый Тристан.

Убитый моими собственными руками.

Я не могла двигаться. Не могла пошевелить ни единой мышцей.

Оцепенение продолжалось более получаса. Потом я снова проверила его пульс. Пульса не было, а его кожа вдруг заметно охладела.

Я подождала ещё полчаса, на сей раз полностью осознавая, что именно происходит, почему и чего я жду…

Спустя полчаса я вновь проверила его пульс и…

Его не было.

Кожа Тристана, залитая солнечным светом, периодически прячущимся за начавшими набегать с севера облаками, охладела ещё больше, а его губы, ещё час назад пышущие жаром, посинели. Он, без сомнений… Был мёртв.

…Окончательно…

Я неожиданно сломалась. Напополам. Почувствовав надлом где-то в середине себя, в самой сердцевине, я упала лицом в окаменевшую грудь Тристана и разрыдалась так громко, что меня наверняка было слышно на многие километры в округе.

Я навсегда…

Потеряла этого мальчишку…

С ним это произошло произошло из-за меня…

Он отвлёк Блуждающую на себя, чтобы спасти меня…

Если бы я не позволила ей проникнуть в нашу машину…

О-О-О…

Если бы я поняла хотя бы немного раньше…

Если бы я снесла ей голову пятью секундами раньше…

Я… Собственноручно… Пронзила… Его… Сердце…

Лежа на груди умершего Тристана и поливая её горькими слезами, я пыталась расслышать хотя бы один-единственный стук его молодого, его сильного сердца. Но оно остановилось. Оно не стучало. Совсем и навсегда заглохло.

Глава 47