— Что касается процесса заживления. Я так понимаю, вам нужен результат как можно скорее.
— Да, — ответили мы хором.
— Ну ещё бы. — Он натянул на руки латексные перчатки. — Я дам вам средство. Вот это. Тут написано, как им пользоваться. Заживать будет болезненно, но быстро. Недели две максимум, потом можете извращаться как вашей душе угодно.
Две недели? Ему кажется, что это быстро?
Многорукий две недели не будет целовать меня, трогать мою грудь, доводить до оргазма языком и губами. И это после того, как вчера меня обломали с полноценным сексом?
— Далее, — продолжил мастер, не обращая внимания на мой жалобный взгляд. — У меня не самый богатый ассортимент украшений, но вам придётся выбрать из того, что есть.
— Сам выберешь? — спросил Многорукий, но я покачал головой.
— Ты.
Он определился довольно быстро, а потом посмотрел на меня, словно уже предвкушал увидеть эти три маленьких колечка на моём теле. Его взгляд завораживал, а потом я увидел краем глаза, как хозяин кабинета натягивает на лицо стерильную маску и начинает обрабатывать иглы.
— С чего начнём? — спросил мастер, и Многорукий оставил этот выбор за мной.
Глядя на них исподлобья, я высунул язык.
Именно он зажил быстрее всего. Язык перестал болеть как раз в тот момент, когда я собрался умереть от голода. Опухоль спала, и я смог отчётливо произнести:
— Какого чёрта я на это согласился?
Украшение во рту ощущалось непривычно. Внизу же было всё намного хуже. Насущные потребности превратились в пытку. Я не мог спокойно ходить в туалет. Я не мог спокойно есть. Я не мог спокойно спать.
Я подумывал о том, чтобы написать прощальную записку.
Первую неделю я лежал на кровати на спине голым. Если же мне нужно было спуститься вниз или дойти до ванны, я надевал «бронежилет».
Однако во всех этих ужасах выздоровления был один неоспоримый плюс. Ни при каких других обстоятельствах я не увидел бы, насколько Многорукий может быть заботливым. Он взял на себя все хлопоты о моём израненном теле, превращая обработку антисептиком и заживляющей мазью в настоящий ритуал.
Он сажал меня на свои колени к себе спиной и принимался играть в доктора.
— Не могу дождаться, когда, наконец, смогу поиграть с тобой, Габи, — шептал он, обеззараживая ранки, а потом нанося мазь на соски. Прохладно… нежно… скользко… — Посмотри, как ты реагируешь… Совсем скоро я попробую тебя здесь. Оближу и потяну зубами. Да, твоё тело создано для того, чтобы я ласкал его. И, думаю, это займёт больше двух недель.
Когда я поднял руку, чтобы прикоснуться к себе, мэтр ударил по моим пальцам.
— Даже. Не. Думай. Если ты всё испортишь своим грёбаным нетерпением, я очень расстроюсь.
— Тогда делай это молча!
— Ты слишком красивый, смотреть на тебя молча — преступление, за которое нужно ввести смертную казнь. — Я послал его к чёрту, но Многорукий развёл мои бёдра, разглядывая маленькое колечко на складочке, закрывающей клитор. — Рассказать тебе сказку о Тантале?
Лучше её, чем он будет и дальше говорить, что сделает со мной, когда все проколы заживут.
Когда же они заживут? Когда же?.. Я не мог вспомнить ничего, что ждал бы с таким нетерпением, как истечения двухнедельного срока теперь. Под конец я начал осторожно к себе прикасаться. Тайком, потому что стоило мэтру это заметить, как он выходил из себя.
— Руки!
— Уже совсем не больно.
— Хочешь, чтобы я тебя связал?
Да.
— Нет.
— Раз так, не смей себя трогать.
— Тогда потрогай ты.
— Я не так давно обработал их, — не поддавался он.
— Ну так обработай ещё раз. Лишним не будет, правда?
Мэтр покачал головой. Сидя за столом, он занимался «обработкой» оружия, и если учесть, что он любил его так же нежно, как и меня, я мог просто расслабиться.
— Предвкушение — половина удовольствия, Габи.
— Представляю, какое удовольствие ждёт тебя, когда ты, наконец, мне вставишь, — пробормотал я.
— Ты куда-то торопишься? — Многорукий был спокоен, потому что в отличие от меня мог справиться со своим возбуждением за пару минут. Я же с каждым днём становился всё психованнее. — У нас вечность впереди. Я тебе ещё надоесть успею.
— Странно, что при своей работе ты можешь быть уверен хоть в чём-то.
— Я уверен только в себе. — Подумав немного, он добавил: — И в тебе.
— Напрасно. Завтра я планировал удавиться с тоски.
— Худший способ отомстить мне. Я в любом случае тебя трахну, а вот ты ничего не почувствуешь.
— Да, похоже, это самое большее, на что я могу рассчитывать. Всё равно когда ты решишь, что предвкушать уже достаточно, я помру от старости.
Он посмотрел на меня так, словно собирался послать всё к чёрту и как следует меня наказать.
— А ты мазохист, Недотрога.
— Лучше быть мазохистом, чем некрофилом. — Я отвернулся, не выдержав его взгляда. — Шлюха из тебя такая же, как из меня элиминатор. Первое место в рейтинге при том, что я всё делаю за тебя.
— Не смей. Себя. Трогать. — Он использовал тон, который каждый раз вынуждал меня подчиняться. Может, это были какие-нибудь энитские штучки, а может я просто признавал в нём неоспоримый авторитет на примитивном уровне инстинктов.
Я сдался.