До зимовья дополз без проблем, замер за кучей рубленных сучьев. Все, ждем. Ждать пришлось долго. Из домика доносился гогот, женский плач, стоны, и женский же смех. Ничего не понимаю. Опоили? Наркотики? Пару раз на крылец выходили распаренные мужики, отлить и покурить. Крепкие дядьки серьезных лет, совсем не сопляки. Все в наколках, у одного вся грудь в куполах. Серьезный контингент, весьма серьезный. До толчка тоже ходили, но всегда кто-то был на крыльце.
Но вот, уже ближе к сумеркам. Из дома выскочил какой-то небольшой бандюк, хлипкий и плюгавый, по сравнению с остальными. И побежал к туалету. Я вытащил из кобуры «тейлорс», аккуратно подполз к тропе, и сгруппировавшись, замер. И когда от туалета, закурив сигару, неторопливо уже пошел бандит, сбил его с ног и оглушил ударом рукояти по голове. Рывком завел руки за спину, накрутил подготовленным обрезком веревки, заткнул рот своей рукавицей, и бегом поволок к лесу, волоча за шиворот. Затащив за кусты, спрятал револьвер в кобуру, и потащил пленного к лежке Федора и Герды.
— Вот, держите, — я уронил уже начавшего подавать признаки жизни бандита на снег. При этом с него свалилась шапка, и на снег упала развернувшаяся коса.
— Ба, да это баба! — Федька присвистнул, и нагнувшись, перевернул тело. Точно, молодая женщина. Рот перекошен моей рукавицей, глаза яростно выпучены, что-то мычит. Ну, баба не баба, но она враг. Значит, и отношение как к врагу. И потому мой нож уткнулся ей в бровь, чуть-чуть уколов.
— Заорешь — сдохнешь, но сдохнешь медленно и плохо. Отвечать правду, так как это — голована! Она ложь чует прежде, чем ты ее произнести успеешь, ясно? — я еще чуть нажал на нож. С брови в открытый глаз побежала струйка крови. — Я вытащу кляп, а ты молчишь, все поняла? Моргни, если все ясно.
Пленница часто-часто заморгала. Аккуратно, стараясь не порвать о зубы, я вытащил свою рукавицу. Изрядно обслюнявленную, кстати.
— Кто вы, и сколько вас? — я повернул нож у нее перед глазами, показав оточенную кромку.
— Мы «Росомахи». Из Кроу-тауна. Нас всего сто семьдесят человек.
— Врешь, вас в зимовье не больше шести с пленницей. — А вот странно, Герда передала, что она говорит чистую правду.
— В зимовье да, четверо наших, и две девки с хутора, ну, там, на побережье был. Мы мужиков кончили, а девок позабавиться взяли. Остальные придут попозже.
— Что вы здесь забыли? — Мне, да и не только мне, Федору тоже, совершенно не понравилось то, что полторы с лишком сотни отморозков шарахаются неподалеку от Звонкого Ручья. — Говори!
— Должны еще две банды появиться, «Вороны» и «Куницы». Их около трехсот человек. Хотим попробовать Звонкий Ручей на нож взять, — девка уже оклемалась и набралась храбрости. И даже воздуха набрала, чтобы заорать. Да только я прихлопнул ей рот, рванул рукой снизу головы за волосы, а другой резко вертанул голову за подбородок. Хрустнуло, короткие конвульсии, и все. — Так, Федь, сейчас я перестреляю этих уродов, а ты давай, за подводой. — Нейросеть четко принимала сигнал со спутника, и показывала две неподвижные, лежащие фигуры, и четыре перемещающиеся. — Герда, ждешь здесь.
От девки, которой я свернул голову, здорово припахивало спиртным. Наверняка и бандиты в доме под мухой, и в любом случае не ждут нападения. А вот то, что скоро несколько банд объединятся в силу, способную взять штурмом Звонкий Ручей, меня совершенно не радовало.
Федор не стал спорить, а шустро утопал по нашим следам за санями, а я по старым следам пополз к дому.
— Косая! Косая, ты где? Тьфу, мать ее, обгадилась, наверное. Жрать меньше надо. — В зимовье, хлопнув дверью, вошел один из бандитов. А я накинул веревку на дымовую трубу, и изо всех сил дернул. Веревка, хоть и конопляная, выдержала. А вот труба из прогнившей жести нет. Скрежетнув, она завалилась, перекрыв тягу. Через полминуты, буквально, из дома вместе с дымом, чертыхаясь и вытирая слезящиеся глаза, вывалились бандиты. И я четырьмя выстрелами с десятка метров уложил их всех.
Едва на снег успела упасть дымящаяся гильза после четвертого выстрела, как из зимовья ползком выползла обнаженная женщина, таща за собой совсем молоденькую девчонку. Тоже обнаженную.
— Я помощник шерифа, из Звонкого Ручья. Как вы себя чувствуете? — Вытащив револьвер, я провел контроль всех четырех бандитов. Береженого бог бережет, мало ли, что они кажутся мертвыми.
— Я Линда Мейсон, это моя дочь. Мы с ранчо «Красный берег». Были. Эти убили мужа, его напарника, нас схватили, привезли сюда. Как они сказали, чтобы не делиться. — Женщину била крупная дрожь. Ну да, холодно.
— Ваша одежда где? — Надо бы одеть их. Морозец, простынут мгновенно.
— Остатки там, — Женщина кивнула на зимовье, из двери которого клубами валил дым. Уже не так сильно, кстати, видимо, огонь в печи затух. Глубоко вздохнув, и пригнувшись, я шагнул в зимовье. Нашел куртки, сапоги, пару винтовок с патронташами, и все это выкинул наружу.