СССР. Незавершенный проект

Следует заметить, что использование идеи «тоталитаризма» для объяснения всей советской истории не является новым и оригинальным явлением в общественной науке. Это прямое заимствование старых «советологических концепций», которые уже давно подвергаются в литературе обстоятельной научной критике[34]. На мой взгляд, здесь мы имеем дело с политически ангажированной, а не научной точкой зрения. Цель подобной трактовки отечественной истории понятна: использовать концепцию тоталитаризма в качестве идеологического рычага, разрушающего объективные представления об истории советского общества и Новой России. Последняя, видимо, напоминая по своему растущему влиянию Советский Союз, не нужна в современном раскладе мировых геополитических сил.

Но особенно неплодотворен такой подход в исторической науке, ибо ведет не к изучению реальных фактов общественной жизни, а к их подгонке под заранее заданную идеологическую схему. Выступая против подобной идеологизации науки, известный американский историк М. Левин отмечает две характерные ошибки в научном исследовании советской истории: «антикоммунизм» и связанную с ним «стали-низацию всего советского феномена»[35].

Анализ современной литературы показывает, что в основе идеи тоталитаризма лежит концепции «непрерывности», которая, как правило, автоматически ставит знак равенства между такими различными историческими фигурами, как Ленин и Сталин, Хрущев и Брежнев, Андропов и Черненко, Горбачев и Ельцин. В этом плане все они становятся лишь различными личностными проявлениями господствующего тоталитарного режима власти. По мнению историка С. Коэна, эта концепция слишком груба, чтобы на ее основе понять сложную и противоречивую картину всей советской истории, включая взаимоотношения власти и оппозиции, противоречия внутри правящей коммунистической партии, своеобразную и неоднозначную роль ее политических вождей и т. д.[36]

Следует также отметить, что в рамках идеи тоталитаризма происходит отождествление таких разных понятий как «коммунизм» и «нацизм», «большевизм» и «сталинизм», «тоталитаризм» и «посттоталитаризм».

В результате, как мы понимаем, здесь происходит полное игнорирование своеобразия и качественных различий не только известных идеологий, но и целых периодов советской истории[37].

На самом деле, для любого объективного исследователя нацизм и коммунизм, сталинизм и большевизм не только различные, но и прямо противоположные понятия и идеологии. Одни замешаны на расизме и великодержавности, другие на гуманизме и интернационализме. Разными являются и отдельные периоды советской истории. Одно дело ленинский этап революционного становления советского общества, другое – десятилетия господства тоталитарного сталинского режима, одно дело «оттепель», рожденная XX съездом партии, другое дело «неосталинизм» брежневского времени. Особенно наглядно противоречит идее тоталитарной природы советской истории период перестройки с ее открытостью, демократией и гласностью.

Напомню читателю, что исторически понятие «тоталитаризм» употреблялось для характеристики фашистского государства в Италии. В годы «холодной» войны его стали сознательно использовать для дискредитации советского общества и его истории такие консервативно настроенные западные советологи, как Ричард Пайпс, Збигнев Бжезинский, Адам Б. Улам и др. При этом они, как правило, отождествляли понятия «режим» и «строй общества». С нашей точки зрения, в данном случае происходила явная подмена изучаемого объекта. Дело в том, что понятие «тоталитаризм» является, прежде всего, характеристикой политического режима власти, а не социально-экономического строя общества, который утвердился в результате выбора, сделанного народом России в ходе Октябрьской революции 1917 года.

Употребление понятия «тоталитаризм» может быть оправдано лишь при характеристики сталинистского режима политической власти, просуществовавшего более двадцати лет, а не всей советской истории. Это хорошо, например, сознавала «левая оппозиция», выступая против сталинизма. В частности, она говорила о необходимости в СССР политической, а не социальной революции, свержения сталинизма, а не советского строя. По ее мнению, свержение сталинизма в ходе политической революции могло бы восстановить в советском обществе ленинские демократические ценности и политику Октября. Позднее фактически того же хотели и представители «правой оппозиции», выступавшие против Сталина.

Советскую историю, конечно, нельзя сводить к существованию только одного политического режима: их было несколько, притом разных. Истина конкретна. За рамками сталинского тоталитаризма мы имеем дело с подлинной демократией, рожденной Октябрьской революции, с противоречивой политикой «военного коммунизма», своеобразным либерализмом НЭПа, такими политическими режимами, как авторитарно-демократическое правление Н. Хрущева, авторитаризм Л. Брежнева и переход от него к демократии времен перестройки М. Горбачева.