Это не просто вопрос прагматического сужения предмета с целью того, чтобы держать исследование в заданных пределах. Исключение главного альтернативного полюса в дискуссиях о Советском Союзе составляет попутное замечание: в целях этого исследования Советский Союз должен просто быть рассмотрен как не социалистический (или же тенденциозно социалистический), так, чтобы фактическое позиционирование себя в политической оппозиции Советского Союзу и коммунистической партии, связанной с ним, являлось бы своеобразным «входным билетом» в дискуссию. Занимаясь поиском исторической параллели, я могу обратиться только лишь к языку американского закона Маккаррэна (McCarran Act) 1952 года. Столкнувшись с тем, что представители правительства США не сумели доказать того, что коммунистическая партия США якобы «способствовала или учила свержению американского правительства силой и насилием», в рамках закона Смита, закон Маккаррэна просто закреплял этот тезис законодательно и прямо запрещал дискуссии по этим вопросам.
Произвольное исключение одного положения относительно сущности Советского Союза – это не только несправедливо; это дает читателю книги одностороннее представление о спектре положений, которые существовали в действительности. Главное, однако, то, что это создает лишенную критики «карстовую воронку» – зону, где разделяемые ключевые предположения просто выдвигаются, но не защищаются, и это ослабляет критический анализ «западного марксизма» в целом.
Ван дер Линден видит четыре основных стадии в советском развитии XX столетия[447]: (1) первые годы СССР приблизительно до 1930 года; (2) с 1930 года по 1956 год – консолидация «сталинистского» режима до «тайной» разоблачительной речи Хрущева на XX партийном съезде; (3) относительная стабильность с середины 1950-х гг. до середины 1980-х гг., хотя и с «социальными разрывами» и «попытками реформ, которые постоянно терпели неудачу»; а также (4) кризис и упадок с 1985 г. до 1991 г. Для каждой из этих стадий «западным» (говоря более точно, «антисоветским») левым очевиден ряд основоположений.
Так, троцкисты видели (и видят) Советский Союз как выродившееся рабочее государство, в котором бюрократическая страта временно узурпировала власть. Поэтому, по их мнению, необходима политическая революция, чтобы вернуть демократию обществу рабочих, в котором рабочий класс имел бы экономическую власть над средствами производства. Ван дер Линден анализирует нюансы и отдельные уточнения в рамках этого положения, как они представлены в работах Троцкого и различных его последователей (таких, как Эрнест Ман-дель). Он отмечает неявное затруднение, вызванное острым разделением между политикой и экономикой, а равно напряженностью, возникшей на фоне очевидной стабильности и постоянства советского общества в послевоенный период. Другая широкая группа теорий рассматривает Советский Союз как капиталистическое государство, в частности, как страну государственного капитализма. Эта интерпретация имеет довольно ранние корни, но расцвет ее относится к 1940-м гг. и последующему времени – речь идет о размышлениях Раи Дунаевской и ее последователей, Тони Клифа в Великобритании и Макса Шэчтмена в США, многих теоретиков «нового класса» – таких, как Милован Джилас и Рудольф Бахро из Восточной Европы, и о более позднем маоистском направлении. Ван дер Линден делает все возможное, чтобы выделить различные взгляды, согласно которым Советский Союз интерпретировался как «капиталистический». В их центре была демонстрация государства и официальных представителей партии как основных представителей капиталистического класса страны, а строя самой страны – как «государственного капитализма» в завершенной форме.
Эта позиция достигает, возможно, финальной точки развития в работе Стивена Ресника и Ричарда Вольффа[448], для которых капитал – свободная социальная сила, которая может существовать в рамках отношений как частной, так и государственной собственности, при наличии рыночных отношений или же при их отсутствии, и в любом отношении к политической власти, и поэтому может вполне даже и совпадать с государством.
Некоторые подобные теоретики «капитализма», однако, были более чувствительны к марксистской традиции, которая, в конце концов, рассматривает капитал как отношения, появляющиеся вместе с товаром или стоимостью и поэтому имеющие определенное отношение к институту частной собственности. Гилель Тиктин, в числе других, видит капиталистический характер Советского Союза в искажениях (и даже, в определенной мере, анархии) производственных отношений в рамках государственного сектора[449].
Как полагают такие теоретики, коммуникация между иерархическими уровнями планирования была ограничена, и появилась конкуренция, хотя и в формах, отличающихся от рыночной конкуренции западного капитализма; в то время это послужило активизации репрессивных «опций» «капитализма советского стиля».