Срыв

Он быстро успокоился: действительно, что ж, прилично за сорок, мало кто в его годы с густой гривой. Некоторые доктора наук, стесняясь лысин, бреются и становятся похожими на братков из девяностых.

Сергей Игоревич стал чаще посещать парикмахерскую – просил стричь короче. Прикрытые прядями волос плешины были ему с детства противны: в фильмах у жалких, подловатых персонажей часто была такая прическа. Лучше уж редкий ежик…

Да, успокоился, смирился, но и как-то внутренне повзрослел. Стал чаще надевать пиджак, хотя еще недавно даже на конференции, конгрессы приходил в пуловере. И против вопросов «Как по отчеству?» ничего теперь не имел, отвечал с покорной готовностью: «Игоревич».

Появилась неприятная самому себе солидность, осанистость, и в то же время… Он стал замечать, что заглядывается на девушек, с каким-то изумлением следит за их движениями, ловит их взгляды. Не женская красота, как раньше, а девичья свежесть стали тянуть к себе.

Женат Сергей Игоревич был уже больше двадцати лет. Ни большой страсти, ни шумных скандалов за это время не случалось. Жена, из семьи московских научных интеллигентов, и его, мужа, нашла в такой же среде. Он учился на четвертом курсе, она – на втором. Он уже делал успехи, приобрел известность на факультете, публиковался: ясно было, что не бросит науку, это всерьез и на всю жизнь.

Ему понравилась проявляющая к нему внимание московская студентка. Что называется, подружили около года и затем поженились. Поселились в трехкомнатной квартире ее родителей, которые большую часть времени проводили на даче совсем рядом со столицей – в Малаховке.

Родились дочь и сын. Сейчас им девятнадцать и семнадцать лет. Взрослые люди. Жена, до сих пор миловидная, сохраняющая фигуру и женственность, была для Сергея Игоревича единственной. Несколько случайных и коротких физических сближений с другими сложно назвать изменами – они воспринимались и вспоминались как сны. Иногда довольно приятные, иногда не очень.

И женщины, с которыми оказывался близок, видимо, воспринимали это примерно так же. Страстные в эти час-два-три, они поднимались с постели и собирались домой. «Дети ждут, муж эсэмэсками закидал, – объясняли без сожаления и досады. – Я пойду… спасибо». И Сергей Игоревич отзывался: «Спасибо».

Они уходили, наверное, удовлетворенные тем, что привлекательны для мужчин, которых в этот момент олицетворял он, Сергей Игоревич, но не считающие его теперь, после часов вместе, своим, а себя – его. Побыли с ним, убедились в чем-то для себя важном и пошли жить дальше. Любить мужа, воспитывать детей, готовить для них еду, прибирать дом. И у Сергея Игоревича ни разу не возникало желания задержать женщину, сказать: «Оставайся».

Случалось, начинала мучить совесть, он опасался, выпив, или в минуты размолвки, приливов раздражения, или в момент душевного единения сознаться… Но однажды обнаружил в одной из книг о Достоевском такую фразу – набросок к какому-то произведению: «Нечаянное совокупление с женщиной, которая побыла минуту и ушла навсегда».

Сергея Игоревича удивительным образом успокоили и даже оправдали эти простые, в сущности, слова. К ним приросли другие, из стихотворения Есенина: «Знаю я, они прошли, как тени, не коснувшись твоего огня». Действительно, не коснувшись. Но что-то дав, что-то важное оставив.

* * *

В однодневную поездку в небольшой и новый город на самом востоке Западной Сибири Сергей Игоревич отправился без всякого желания. Договоренность о лекции была заключена месяца два назад; за это время он набросал тезисы, сделал разбор и толкование нескольких фразеологизмов, возникших из соединения русских и ненецких, русских и эвенкийских слов. Обсудил сумму гонорара, который оформили как «оказание услуг», выслал паспортные данные, банковские реквизиты, получил электронные билеты.

В назначенный день собрал походную сумку, дежурно попрощался с женой (дочь была у жениха, а сын уже спал в своей комнате) и поехал… В последние годы добирался до аэропортов на экспрессе. Недешево, конечно, зато надежно. Приезжаешь в срок, не томишься в ожидании посадки на самолет.

Зарегистрировался Сергей Игоревич еще утром по Интернету, распечатал посадочный дома на принтере и сейчас без задержек прошел все контроли и проверки. Выпил бокал «Старого мельника», и тут, как раз когда пиво стало действовать, объявили посадку.

Уснул еще до взлета, а проснулся через три часа от мягкого голоса стюардессы, словно бы читающего стихи:

– Ставим спинки кресла в вертикальное положение. Самолет начинает снижение.

«Черт, кормежку пропустил», – стал было досадовать Сергей Игоревич, но неискренне – есть не хотелось. Хотелось еще поспать, и он успокаивал себя тем, что сейчас быстро минует зону прилета, окажется в теплом и темном салоне мощного внедорожника и еще часа два покемарит – от аэропорта возле окружного центра до того города, куда его пригласили, километров триста…