Читаем Срыв полностью

Артемка глянул вперед и прилип к чему-то невиданному. Вернее, он видел подобное по телевизору, но воспринимал как нарисованное, как мультик. А тут на самом деле, в жизни, стоял огромный замок с пестрыми крышами – больше всего было зеленого цвета, но его разбавляли оранжевые, красные, желтые точки-чешуйки. Сами крыши – или точнее, наверное, купола – были разные: один купол походил на огромный то ли шлем, то ли островерхий тюрбан, другие напоминали луковицы, третьи – башни; была башенка под вид маяка…

Ниже куполов замок светился расписными наличниками, блестел стеклами окон и одновременно словно сурово хмурился темно-рыжими бревнами стен.

– Это дворец царя Алексея Михайловича, – говорил папа, слегка задыхаясь, но не теряя бодрости. – То есть реконструкция. Построенный заново.

– Красиво, – произнесла мама, кажется, первое слово после выхода из квартиры.

Не спеша приближались к дворцу. Артемка уже различал узоры вокруг окон, орлов и металлические флажки над куполами, резьбу на столбах крыльца, расписные двери, пушки… Издали дворец казался хоть и всамделишным, но немного игрушечным, а теперь было ясно: настоящий, в нем можно жить. Но жить мог действительно только царь.

– Старый дворец в другом месте стоял, – продолжал рассказывать папа, – в самом Коломенском, рядом с церковью. Потом он состарился, и его снесли. Недавно по чертежам построили этот… В старом дворце Петр Первый бывал, Екатерина Великая, дочка Петра Первого Елизавета родилась, императрица. Вон ей памятник, на коне дама… Коломенский дворец восьмым чудом света называли. Осмым дивом, как тогда говорили…

– А в него пускают? – почему-то шепотом спросил Артемка.

– Пускают. Только ведь мы в походном, с рюкзаками… Давай в другой раз. Оставим на будущее.

И Артемка твердо кивнул: да, на будущее.

Медленно прошли мимо дива. Не прошли, а как-то проплыли. Будто щепки обтекли гранитный утес. Людей вокруг было мало, и это было хорошо. От людей Артемка давно устал, а к тишине не привык. Сейчас с удивлением прислушивался к ней.

Нет, тишины не было: где-то лаяла мелкая собака, где-то смеялись, свистели птицы, шуршали камешки под ногами. Но это все были отдельные и понятные звуки, а не тот гул огромного города, который сопровождал Артема и во дворе, и в парке, и в квартире по ночам…

За дворцом начались ряды деревьев. Это оказались яблони, усеянные красными плодами. Папа сорвал три яблока, дал маме одно, другое Артемке, а третье, потерев о рукав, надкусил.

– Кисловатое еще… Ну ничего, пригодится. Или в компот. – Сунул яблоко в большой карман своей штормовки.

Артемка кусать не стал, тоже спрятал яблоко в карман.

Побрели меж деревьями по траве, помогая себе палками.

– Может, передохнешь? – тревожась, спросила мама.

Папа улыбнулся:

– Пока нормально. Сейчас в овраг спустимся, там привал…

На дереве впереди зашуршало, по стволу метнулось нечто серое, и затем раздался слабый писк. Артемка увидел на ветке серого кота, а в пасти у него – такую же серую птичку. Вернее, ком перьев. Кот угрожающе смотрел прямо в глаза Артемке.

– Кошмар! – выдохнула мама и отвернулась.

– Ничего, – голос папы, – это природа. Уже конец августа, птенцы выросли… Пошли.

Артем долго оборачивался на кота, а тот провожал его все тем же угрожающим взглядом. Будто соперника.

– Не кошка, а прямо рысь какая-то, – уже не со страхом и отвращением, а, кажется, с уважением говорила мама. – Вот, сынок, какая она, дикая природа. Даже в Коломенском.

Вышли на узенькую тропинку и пошли по ней влево… Миновали какой-то маленький, похожий на деревенский домик и вскоре затем оказались у спуска в длинную и кривую яму с поросшими кустами склонами.

– Овра-аг, – сказал папа с облегчением.

Стали спускаться. И чувство близости города исчезло у Артемки совсем. Они были теперь далеко-далеко от высоких домов, быстрых машин, асфальта, бетона, магазинов, телевизоров и компьютеров. Лишь тропинка указывала на то, что здесь бывали люди, – даже мусора Артемка не видел или не хотел замечать… Шел в середине цепочки, между папой и мамой, и постепенно всё сильнее боялся. Казалось, сейчас выскочит уже не кот, а настоящий тигр… Сжимал крепко лыжную палку, представляя ее копьем.

– Ну что, – папа замедлил шаг, – привал?

Расположились слегка в стороне от тропы, на небольшой лужайке. Мама достала плед и еду, папа – железный чемоданчик, в котором обнаружилось сложное устройство.

– Костер здесь нельзя… На этом чайку вскипятим. Спиртовка-примус.

Поставил на спиртовку котелок, налил воды из бутылки… Артемка был слегка раздосадован – он ожидал, что костер будет. Натаскают сухих веток, сложат горкой, подожгут… Но ничего, можно и без костра – это ведь маленький поход. В большом походе будет и костер.

Пока вода грелась, поели колбасы, кружочки огурца, дольки плавленого сыра… Артемка ел с аппетитом – позавтракал торопливо и успел проголодаться. К тому же на воздухе есть было куда приятней, чем дома… Папа каким-то счастливым взглядом осматривался. Сказал:

– Небо-то, смотрите, какое. Огромное.

– Да-а, – подтвердил Артемка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги