Срок

Каким-то образом я всегда знала, что когда-нибудь в конце концов чья-то рука окажется на выключателе, к которому я потянусь в темноте. Мозг оцепенел. Ударить – моя первая реакция на страх. Я шлепнула по призрачной руке и нажала на выключатель. Свет мгновенно вспыхнул. Ничего. Никого. Ни звука. Но ощущение прикосновения сохранилось, как след парализующего укуса. Я помахала рукой, схватила сумочку, а потом, оставив все светильники гореть, выскочила на улицу и заперла дверь. На полпути к дому у меня подкосились ноги, и я села на бордюр. Прикосновение было хорошо осязаемым, а не едва заметным. Она начинала проявлять характер. Что-то придало ей сил – то ли содержащееся в зараженном воздухе, то ли в нарушении глобальных процессов, то ли в боли неизвестности, то ли в закрытии магазина или в пламени крематория.

* * *

На следующий день после того, как мы закрыли книжный магазин, закрылось все. В тот вечер мы с Поллуксом поехали на Ит-Стрит[94], чтобы купить китайскую еду в «Радуге», в заведении, куда мы ходим уже много лет. Было всего шесть вечера, но витрины магазинов темнели размытыми пятнами как в три часа утра. Парковка была пуста, если не считать зловещего «Хаммера» с двигателем, работающим на холостом ходу. Я выскользнула из машины, чтобы купить еду. Возникло желание подкрасться на цыпочках и сделать это украдкой. Двое молодых людей сидели в вестибюле «Радуги» и разговаривали по телефону. Речь шла о какой-то вечеринке. Один из них сказал: «Нет, я слишком молод». Хозяйка, Тэмми, принесла заказ и поблагодарила меня таким тоном, какого я никогда от нее не слышала. Я отнесла заказ в машину и положила сумку на резиновый коврик у своих ног. Сложный запах китайской еды действовал как наркотик. Я посмотрела на запечатанный степлером бумажный пакет на полу машины. Мягкие круги масла, просочившегося из контейнеров с едой на вынос, впитались в коричневую бумагу. Я подумала, что они прекрасны. Медовые креветки с орехами, хрустящая «тигровая» говядина, зеленая фасоль с чесноком. Я протянула руку и взяла Поллукса за широкую ладонь, пока мы медленно ехали вперед. На пустых мирных улицах было мокро от дождя.

– Почему так не может быть всегда? – спросила я у Поллукса.

Он странно посмотрел на меня. Я отвернулась. Пустая дорога шелестела под колесами. Возможно, мне должно было быть стыдно. Почему мне казалось, что именно этот мир я всегда ждала?

Луиза – моя полная противоположность. Она была так подавлена после закрытия магазина, что продолжала рассылать длинные путаные электронные письма, которые должны были поднять нам настроение, но действовали наоборот. Магазину исполнилось почти двадцать лет. Большой кусок жизни. Джеки пережила с Луизой самые трудные времена и знала, что она будет лихорадочно искать решение. Но как его найти, когда мы еще не понимали масштаба проблемы? Еще я знала, что в худшие времена Луиза полагалась на что-то другое. У нее было какое-то странное чувство предназначения, связанное с этим магазином. Он был чем-то бо́льшим, чем просто место, он был связью с космосом, миссией, произведением искусства, призванием, священным безумием, частичкой эксцентричности, а также собранием хороших людей, которые менялись и тасовались, но серьезно заботились об одном и том же – о книгах.

Однажды утром Луиза позвонила, ликуя:

– Мы получили статус незаменимого бизнеса, Туки.

– Да?

– Это значит, что мы необходимы.

– Хорошо.

– Это значит, что мы остаемся в бизнесе. Не открывая двери, но продолжая продавать. Это означает, что государство считает книги необходимыми в такое время. Я удивлена, что мы получили известие так скоро. Оно пришло практически на следующий день после того, как мы подали заявление.

Я промолчала.

– Необходимы, – торжествующе объявила она.

– Ну, да, мы выполняем школьные заказы.

– Знаю, но мы этого не упоминали. Мы просто подали заявку как книжный магазин. Это значит, что книги необходимы, Туки.

– Наверное.

Она повесила трубку. Я знаю, для нее присвоение магазину нового статуса было чем-то невероятно важным, но для меня это было всего лишь обещанием большей неопределенности и необходимостью адаптироваться к новой ситуации. Я хотела бы оставаться в том замкнутом спокойствии, в которое мы с Поллуксом окунулись во время нашего путешествия к «Радуге». Идти на работу означало, что я должна буду вернуться в то место, где призрачная рука могла меня опередить и дотянуться первой до выключателя. Или что кто-то мог меня убить, просто прикоснувшись ко мне или подышав на меня. Или, еще хуже, что я могла невзначай убить кого-нибудь, прикоснувшись к нему, накричав на него или просто поговорив с ним. Нет, я действительно не хотела ни к чему приспосабливаться, если это означало не оставаться в постели. Если жизнь должна была продолжаться, я хотела жить как до появления призрака, до включения света, до этого вируса, до похороненной книги-убийцы, заполонившей мои сны.