– С каких это пор магистрат верит на слово вору? – с удивлением произнес я, пряча документы и разливая вино в походные кубки. – Вы посмотрите на его рожу, я б такому и ржавый гвоздь не доверил. Он похож на одного мошенника, которого я как-то видел на ярмарке в Руане. Совсем как ваш ворюга. Личико детское, смотрит невинными глазами, а сам только и думает, как тебя облапошить.
– Все так, как вы говорите, однако этого душегуба, едущего на тарантасе вместе с каким-то паном, встретили по дороге управляющий именьем и ксендз. Они подтвердили его слова: наглый, одноглазый, рыжий. Любой шляхтич при встрече со слугой Господа пожелает тому здоровья или добра в дороге, а этот даже и внимания не обратил. Князь Сулковский был в это время в Кракове и пообещал разобраться. По всем дорогам отправили егерей, а к Хельму выслали нас, так как этот мерзавец Жулиньский наверняка драпает сейчас к Московитам.
– Santé[45]! – приподняв кубок на уровне глаз, произнес я.
Поляк повторил тост на французский манер.
– Предполагаете догнать? – с сомнением в голосе спросил я.
– Тут, простите, и барану понятно, что за это время он уже черт знает где. Однако приказ надлежит исполнить. Но если честно, я сам родом из Вильно, всех шляхтичей знаю и Жулиньских там отродясь не жило. Можете мне верить, а все эти беды наверняка из-за упыря Збышека. По крайней мере, так все в Кракове говорят. Даже здесь вам каждый скажет, что этот тать людей режет как овец и никого не боится, так как приходится родственником самому… – Тут унтер-офицер замолчал, боясь сболтнуть что-нибудь лишнего.
– А что ж вас сюда-то занесло, – перебивая паузу, спросил я, – это ж дорога на Люблин?
– Хм… Пару стаканчиков винца бы, да и перекусить с утра не мешало. А тут повозки с грузом, да и трактир весьма известный кухней… Маришка (с придыханием)… Вот мы и завернули, проверить, так сказать.
– По-человечески я вас понимаю, – сказал я, – кормят здесь отменно, да и девушка необыкновенная, но зачем этого дурня перевязанного с собой таскать?
– Как зачем? – удивился унтер-офицер и хотел добавить, как вчера, в Сандомире, купец на радостях весь день поил их за свой счет, пытаясь объяснить рыжие патлы свейскими родичами, и что Жабинские только соседи, а он Жубельский, – но промолчал. Второго такого случая ему явно не представится, а значит, таскать за собой воришку – только заводного коня напрягать.
Видя некоторое замешательство, я продолжил:
– Своим докладом и всеми этими смертями вы меня совсем напугали… Немедленно выезжаю из трактира. – И уже практически по-заговорщицки, шепотом, высказал просьбу: – Но учитывая последние известия и явную угрозу мне лично, я могу попросить вас сопровождать меня хотя бы до Люблина? Двадцать талеров лично вам и по два каждому солдату.
– Со мной преступник… – с явной неохотой в голосе произнес Ежи Тыц, поглядывая то на золотые монетки, то на анкерок, то на пустой свой кубок.
– Тридцать талеров! – сказал я. – А этого вора заприте здесь, под охраной. На обратном пути заберете.
– Надо кормить…
– Тридцать пять талеров немедленно и еще пятьдесят злотых, если сопроводите до границы с Брест-Литовском. Голодными не останетесь. Я лично напишу бригадному генералу князю Антонию Павлу Сулковскому о вашем участии.
– К вашим услугам, – произнес унтер-офицер, отсалютовал и спустя минуту вышел во двор.
Присматривая за ним из-за занавески, я увидел, как унтер собрал возле себя пятерых солдат и услышал, как после короткого объяснения одобрительно зашумели фузилеры. Сам же Ежи Тыц, не иначе уже ощущая двухмесячный оклад[46] в своем кошельке, с иголочки мундир и нового коня, вместо своей клячи, стал громко отдавать команды.
Когда мы выезжали из трактира, ни я, ни мои спутники не могли знать, что в пятидесяти шагах по дороге на Сандомир, в петле на дубовом суку висело тело несостоявшегося разбойника Яныка. Правосудие в этих краях, несмотря ни на какие новопринятые кодексы, часто вершилось по старинке, со всеми приверженностями к традиционным ценностям и порядкам. Впрочем, как и во многих других случаях, личная заинтересованность играла здесь далеко не последнюю роль.
Днем погода стояла сухая, теплая, и мы каждый день проезжали по шестьдесят верст, а ближе к ночи кутались во все, что могло хоть как-то согреть, проклиная постоялые дворы и вспоминая уютный трактир. Надо отдать должное польскому унтеру и его людям, что принятые на себя обязанности они выполняли со всем старанием. Шли все время в авангарде, бегло осматривая одиночные повозки и подозрительных путников. А вот, на пристроившихся к ландо «штеттинских купцов» особого внимания не обратили: рыжих и одноглазых среди них не было, значит, и переживать не о чем.
6. Первым делом орало, но в итоге все равно получился щит и меч