Среди проклятых стен

– Вам есть на что жить? – спросила я. Мне не хотелось упоминать деньги в общественном месте, но она, похоже, и так меня поняла, похлопав рукой по нагрудному карману и сумке.

– Этого хватит, чтобы добраться до Англии. А там у меня полно друзей и родственников, которые мне помогут.

Теперь лицо Эммы раскраснелось от жары. Я боялась, что к концу дня она и вовсе сварится.

Мы помолчали минуту.

– Я действительно восхищаюсь тем, что ты делаешь, – внезапно проговорила Эмма. – Ищешь свое призвание, свой путь в жизни. У женщин на моей родине нет такой возможности.

У здешних женщин выбор тоже невелик. Только если у тебя водятся деньги. Голодай или выживай – вот и все, что у нас было.

Я пожала плечами.

– Я лишь делаю все необходимое, чтобы выжить.

– Похоже, пришло мое время заняться тем же самым.

– У вас есть защита? – спросила я.

В ответ она продемонстрировала мне пистолет в кармане.

– Храни вас Бог, Эмма.

– И тебя. – Кивнув, Эмма сжала мою руку. На ее лице читались уверенность и сомнение одновременно.

Некоторое время я смотрела ей вслед, а потом перевела взгляд на Сабу, возникшую рядом со мной.

Надо было идти – мои принципы выживания не позволяли мне стоять слишком долго посреди улицы.

Мы пробрались между рядами заполненного людьми рынка, минуя кричащих продавцов фруктов и орехов, торгующихся за мясо покупателей, и нырнули в лабиринт улиц.

На этот раз в саму церковь я не пошла: в это время Джембер должен был отсыпаться после сложной трудовой ночи. Вместо этого я привела Сабу в переулок позади церкви, который отделялся от лабиринта стенами со всех сторон, кроме одной: здесь в землю была вкопана подвальная дверь. Цепи и замка на ручках не было, значит, Джембер запер дверь изнутри. Он определенно был дома.

Я посмотрела на Сабу.

– Ты не против подождать снаружи несколько минут? Уверяю, сюда никто никогда не заходит.

Это было действительно так. Служители закона не имели власти над церковью – вернее сказать, люди уважали церковь больше служителей закона, – поэтому часть своего детства я провела при ней, чувствуя себя свободной во многих отношениях. Возможно, поэтому Джембер предпочел жить под церковью в буквальном смысле этого слова. Ни один человек не осмелился бы совершить преступление где-то поблизости. Это было самое безопасное место во всем городе.

Несмотря на это, вокруг двери имелась пара мини-ловушек. То, что здесь было безопасно, еще не означало, что Джембер доверял людям.

– И не трогай дверь, – добавила я.

Саба ободряюще улыбнулась мне и взмахом руки подтолкнула к двери. Я опустилась на колени перед небольшой решеткой рядом, с усилием потянула за нее обеими руками – створка, прежде чем поддаться, скрежетнула по металлическому проему.

Я ухмыльнулась.

Ленивый старик так ее и не починил.

Сначала я заглянула внутрь: убедиться, что путь свободен, а потом скользнула в небольшое отверстие ногами вперед. Приземлившись прямо на ящик, я вернула створку на место.

Внизу царил полумрак, лишь дневной свет слабо пробивался сквозь решетку. Я спустилась с ящика, подняв пыль движением ног. Кашель пришлось заглушить сгибом локтя. Затем с помощью паяльной ручки я зажгла первую попавшуюся под руку масляную лампу. Живи я здесь до сих пор, это помещение было бы свободно. А так оно использовалось в качестве кладовки и было завалено книгами, коробками, вазами и велосипедом. Наша маленькая кухонная печь была полностью заставлена деревянными ящиками, затвердевший слой пыли и грязи свидетельствовал о том, что в таком состоянии она находилась уже несколько недель.

Не будь дверь заперта изнутри, я бы решила, что здесь больше никто не живет.

На полу я разглядела дорожку от спальни к лестнице, ведущей ко входу в подвал, которая выглядела чуть менее пыльно, чем все остальное.

Я подняла масляную лампу и, пробравшись сквозь многочисленный хлам, откинула занавеску над дверью у дальней стены. Свет лампы проложил желтую полоску до кровати, стоявшей у стены по центру. Я глубоко вздохнула и расслабила тело, раздражение сменилось облегчением. На постели вырисовывался силуэт Джембера, лежащего на спине. Поставив лампу на комод, я увидела, что на мастере лишь белые штаны и красные кожаные перчатки, протеза на ноге нет. Надо заметить, Джембер никогда не питался лучше меня, к тому же пожилые люди переваривали пищу иначе или же вовсе меньше нуждались в ней, поэтому его тело отличалось относительно подтянутым торсом и руками. На кровати валялись стеклянные бутылки и банки, на приставном столике лежал бумажный пакет с лекарствами – определенно запрещенными.

– Джембер, – позвала я с порога, а когда он не ответил, подошла ближе и хлопнула в ладоши. – Вставай, старик.

Снова тишина. Сердце вдруг забилось чаще, и я невольно разозлилась на себя за это. Он не мертв, а если и так, то меня не должно это волновать. Но я привыкла беспокоиться о людях, а от старых привычек трудно избавиться.