Среди проклятых стен

– Сглаз, прежде чем выпустить свое проклятие, дождался моего рождения. В его распоряжении оказался миллиардер и его наследник… два поколения богатства. – Магнус замолчал, несколько раз сглотнул. – Моя мать стала первой жертвой моего отца… первым человеком, кто посмотрел в его глаза и умер.

Я вскочила на ноги, беспокойно сжимая и разжимая здоровый кулак.

– Саба – твоя мать.

Его мать. А значит, она была по меньшей мере на двадцать два года старше, чем можно предположить по ее внешности.

Мы оба замолчали. Порезанная рука начинала ныть, но вставший в горле ком причинял еще большую боль. Я попробовала несколько раз сглотнуть – тщетно. Тогда я бросилась к камину и, избавляясь от противного привкуса желчи во рту, сплюнула в огонь.

– Именно поэтому ты сказал, что, как только Сглаз будет уничтожен, Саба уйдет. Потому что она связана. Она служит ему. И умрет, когда его не станет.

– Она мой друг, – обиженно возразил Магнус. – Мне не довелось узнать ее в роли матери, но она всегда была моим другом. Она подчиняется Сглазу, потому что не может ничего с этим поделать, у нее нет защиты от него. Иногда она даже… – Он еще больше ссутулился в кресле, прижав альбом к груди. – Она плачет, выполняя его приказы. Ей не хочется этого делать, но тело вынуждено подчиняться. Мне тошно видеть ее такой.

– Магнус… – Я опустилась перед ним на колени и положила руки ему на бедра. Дорожки слез, стекавших по его щекам, блестели в свете огня. Все еще сдавленным голосом я произнесла: – Я чувствую себя ужасно виноватой. Я слишком медлила. Нужно было очищать дом гораздо быстрее.

– Я рад, что ты не спешишь. – Он наклонился вперед, альбом для рисования упал на пол к его ногам. – Я еще не готов с тобой расставаться.

Он провел пальцами по изогнутой линии моих ушей, обхватив мое лицо ладонями. Я закрыла глаза. Его руки излучали точно необходимое количества тепла. Я могла просидеть вот так целый день, если бы тело мне позволило. Если бы разум мне позволил. Я до сих пор сомневалась в том, что здесь нет ничего предосудительного.

В любом случае сейчас надо было думать о более важных вещах, поэтому, высвободившись из его рук, я встала.

– Мне нужно рассказать Эмме про Тома.

Магнус закусил губу.

– Ты правда думаешь, что это хорошая мысль? Исчезновение – более милостивая участь, чем смерть.

– Более милостивая для кого? Она надеется, что после исчезновения Сглаза все будут освобождены. Я должна сказать ей то, что заставит ее покинуть это место.

– Хотя бы не говори про смерть. – Магнус встал и коснулся моей щеки. – У нее и так больше ничего не осталось.

– Но она хотя бы все еще может дышать, не так ли?

– Жестокая правда нужна не всем, Андромеда. Иногда единственная милость – это ложь. Не все такие сильные, как ты.

Я помолчала. Глубоко вздохнула.

– Хорошо, я не скажу ей. Но уговорю уйти. И жить дальше.

– Ты гораздо лучше нас всех. – С этими словами он поцеловал меня в лоб, задержавшись губами на коже, отчего на миг у меня перехватило дыхание. – Итак, каков наш следующий шаг?

– Наш следующий шаг? – Я посмотрела на свою перевязанную руку, и во мне вспыхнула решимость. – Мы избавимся от этой гиены.

Глава 19

Как хорошо, что я последовала совету Магнуса, потому что Эмма восприняла новость об «исчезновении» Тома именно так, как и следовало ожидать. Я позволила ей несколько минут поплакать у меня на коленях, после чего меня сменила Пегги, хотя, на мой взгляд, эта женщина вряд ли умела сочувствовать. Эмма не могла путешествовать в слезах, тем более в одиночку, – мне не хотелось, чтобы она становилась мишенью для озабоченных психов или воров. Так что я убедила ее, что сегодня она может переночевать в моей комнате, а завтра, как только будет готова, я отвезу ее в город.

Но медлить было нельзя. Мне нужно было повидаться с Джембером, и как можно скорее. Только на этот раз я забуду про вежливость и не стану соблюдать установленных ограничений. Буду надоедать ему весь день, если понадобится, и получу нужные мне ответы, нравится ему это или нет.

Когда мы с Сабой подошли к конюшне, дверь была уже не заперта: Эмма потихоньку запрягала лошадей. На ней были брюки и белая рубашка – для вещей Тома они сидели слишком хорошо. На голову она надела плоскую шляпу, которая была бы ей велика, не спрячь она под нее волосы, выступающий край заслонял ее лицо от солнца… Ту же самую шляпу Том носил в день нашего знакомства. Рядом с повозкой лежала большая наплечная сумка.

Если повезет, Эмма могла бы сойти за четырнадцатилетнего паренька, но, возможно, и этого было достаточно.

– Вы уверены, что справитесь? – спросила я.

– Все лучше, чем оставаться здесь, – ответила она.

Эмма забралась в повозку, а я пыталась отвлечься от ее слез, пока Саба заканчивала приготовления.

Время завтрака давно прошло, и теперь близился обед. Я спрыгнула с повозки и, заплатив конюху, стала ждать, когда Эмма медленно спустится на землю. Судя по ее виду, она плакала: лицо покраснело и опухло, поэтому я взяла на себя смелость и натянула ей шляпу на глаза.