Старуха так растерялась, что долгое время ничего не могла сообразить, и потом только сказала невестке:
— Занавесь окна красным. Не пускай домой посторонних, особенно многодетных. Из дому никому ничего не давай, дочь моя… Это обычай такой.
Четвертый в роду свекор старухи Болотбек был некогда известный батыр, смелый воин. И вот Бермет взывала к его духу, чтобы дух предков пришел на помощь к больному внуку:
— О деды пропащие, где вы? Идите, ваш маленький потомок в опасности, спасите его жизнь! — а у самой градом лились слезы.
В этот день Сапарбай с запасной оседланной лошадью ездил за семь километров, привез фельдшера. Это был единственный фельдшер в округе. Кто бы ни заболел, всегда приглашали его. Прежде чем выехать к больному, фельдшер сначала расспрашивал, кто больной: взрослый или ребенок, мужчина или женщина, какие признаки болезни, и в соответствии с этим подбирал медикаменты, а потом уже выезжал.
Приехавший с Сапарбаем фельдшер был пожилой русский, полный, с усами и с небольшим брюшком. На нем была старая военная фуражка и кожаная тужурка, а в руках он держал небольшой чемоданчик.
— Амансызбы, апа! — сказал он старухе по-киргизски очень забавно и приятно, подобно тому, как разговаривают дети. — Внучек заболел? Ну ничего, сохрани бог, сейчас посмотрим!
Бермет немного испуганно пробормотала:
— Дай бог сбыться твоим словам, да приумножится твой род… Сапаш, да ведь это не доктур, а аскер! Кого ты привез?
Фельдшер рассмеялся и, открыв чемоданчик, надел халат.
— Верно, матушка, условия такие, что приходится ходить одетым по-солдатски. Когда в каждом аиле будет своя больница, вот тогда мы будем ходить одетые, как доктора.
Бермет смутилась, с испугом поглядывая на Сапарбая, ожидая, что он упрекнет ее за неуместные слова, и снова пробормотала:
— О боже… А он понял, оказывается…
— Апа, я все понимаю. Киргизы приезжают с гор и днем и ночью: «Айда, доктор, помоги!» Только съездишь в одно место, как зовут в другое. Так постоянно в седле и приходится работать по-солдатски…
Он положил фуражку на подоконник, вымыл в каком-то растворе руки и подошел к постели ребенка. Он подошел так уверенно, что сразу же завоевал симпатию Бермет. Не впервые фельдшеру приходилось бывать в домах таких недоверчивых, боязливых киргизов. Он лечил и детей и взрослых и всегда умел находить с людьми общий язык. С первого взгляда фельдшер почти безошибочно определял характер хозяев и больного и к каждому имел свой подход. Держался он просто, обходительно. Ребятишек, которые смотрели на него, затаив от испуга дыхание, фельдшер, посмеиваясь, щелкал по животику: «Ух, какой хороший карапуз!», женщин называл почтительно «аяш», мужчин-ровесников называл просто другом. Приступая к осмотру больного, он между делом рассказывал какие-нибудь забавные случаи из своей практики, развеивая удрученное настроение людей.
Сейчас перед ним лежал больной ребенок, и поэтому он не стал особенно много говорить. К тому же Бермет была очень напугана, фельдшер понял, что старуха страшно переживает за внука.
— Вы, бабушка, не бойтесь, все будет в порядке! — успокоил он ее. — Краснуха не такая уж страшная болезнь. Но только надо быть осторожным, беречь надо… В аилах очень любят детей, да не умеют ухаживать за ними. Бога просят, на бога надеются, а бог-то сам как сказал? «Сберегу того, кто сам бережется!..»
Услышав из уст фельдшера киргизскую пословицу, Бермет прониклась к нему еще большим доверием.
— Умные слова говоришь, чтоб род твой приумножился. Конечно, человек сам должен прежде всего беречь себя.
Фельдшер не стал очень беспокоить ребенка, картина болезни была ясна с первого взгляда.
— Апа, внук ваш болеет красной болезнью, — сказал он. — Держите воздух в доме чистым и не допускайте сквозняков. Купать ребенка пока не надо, а то плохо будет. В Верхнем аиле одна мать выкупала ребенка с краснухой, и ему сразу плохо стало. Дома есть сушеная ежевика? Поите отваром ежевики! Она кисленькая, полезна для больных ребят. А вам я оставлю лекарства, давайте три раза в день… по чайной ложке…
После того как фельдшер уехал, ребенок немного успокоился и уснул.
Бермет тоже несколько пришла в себя, даже лицом порозовела.
— Эй, доктор наш, чтоб род твой приумножился… Рука у тебя, видать, легкая, будь вестником добра… Да пошли бог выздоровления моему птенцу! — приговаривала она, не спуская глаз с уснувшего внука.
Но радость бабушки была недолгой. К вечеру ребенку стало хуже. С заходом солнца он стал дышать вяло, прерывисто. У него уже не было сил стонать, и только иногда тихий, жалобный шепот срывался с его опаленных, горячих губ. Дать ему выпить лекарства тоже не удалось: ребенок ничего не глотал. С каждым часом ему становилось все хуже, и с каждым часом все ниже опускалась седая голова Бермет. Она запретила громко говорить, отругала Саякбая, который, стуча топором, что-то вытесывал на дворе. Сына никуда не пустила из дому.