Среди гор

— Эй, вы там! Да живей двигайтесь! Плуги ставьте отдельно, вот сюда, бороны тоже отдельно… А хомуты не вали кучей! Черт, хватит ли нам их? Наши киргизы даже не имеют в достатке такого барахла, как хомуты… Эй, кто там знает, когда же наконец придет плотник Сеит? Вы передали ему мой приказ?..

Как раз в этот момент сюда прибыл и Соке, оглашая своими возгласами двор:

— О-айт, смотри, сколько тут вас! Эй, Мендирман, вот моя доля, которую я сдаю в общую казну! Давай-ка принимай своими руками!

Председатель важно поджал губы и крикнул паренька Абдиша, который вел опись инвентаря:

— Эй, малый, эй, счетовод! А ну, иди сюда! Давай запиши все, что привез Соке. Да быстрей же, что ты смотришь, или ты закован в железо!

Абдиш и без понуканий был проворен, но он не обиделся на Мендирмана, а, наоборот, посмеиваясь, побежал к Соке:

— Салам алейкум, аксакал!

— Ну, ну, счетовод, принимаю твой салам. Давай записывай: плуга у меня никогда не бывало, это ты сам знаешь, так… Из рабочего тягла, значит, две головы пиши… пиши…

Положив тетрадь на колено, Абдиш писал против фамилии Соке:

«Лошадь — одна. Вол — один. Плуга нет. Бороны — нет. Аркан — девять размахов».

Тут показался в воротах Оскенбай. Он сидел на пузатой вороной кобыле, подложив под себя кусок старой овчины, а на постромках тянулась за ним старая, расшатанная деревянная борона, лишенная уже многих зубьев. Ни с кем не поздоровавшись, Оскенбай с унылым видом нерешительно остановился в проходе.

— Эй, Оскенбай, проезжай сюда! — крикнул ему Мендирман. — Запиши в списки все, что сдаешь!

Соке глянул на Оскенбая.

— А где твой салам, шайтан черный?

— Э-э… оставьте, не до салама мне, Соке!

Люди рассмеялись над его унылым, расстроенным видом.

— Эй, ты что дуешься, что с тобой? — спросил, все так же посмеиваясь, Соке.

— А вы что, не видите, что ли? — Оскенбай кивнул головой на борону: вот, мол, даже такую старую, беззубую борону и ту не оставляют в хозяйстве. Чего же ждать от этой артели? Хорошего мало!

У ворот отчаянно заскрипели немазаные колеса, и во двор въехала упряжка, в которой были вол и конь. На воле сидел Матай, а на коне — Чакибаш, за ними тянулся однолемешный плуг. Они были соседями и жили очень дружно. Если у одного из них оказывалось хорошее кушанье, то он ел его не иначе, как пригласив соседа. Упрочению такого добрососедства во многом способствовала Нурджан, жена Чакибаша. Да и жена Матая была добрая, покладистая женщина, с Нурджан они сошлись характерами, всегда охотно помогали друг другу по хозяйству. Если жены дружны, то мужьям, конечно, сам бог велел. Матай, как ни странно, забыв о своей важной должности, проявлял к Чакибашу почтительное, почти нежное отношение. Объяснялось это не только тем, что Чакибаш был старше его по возрасту, но и тем, что Матай просто уважал соседа. Он и называл его не иначе, как Чаке. Как-то в прошлую зиму, в один из морозных, буранных дней, Нурджан сделала запеканку из проса на молоке и сметане. Соседи, конечно, были приглашены, и Нурджан, угощая их, сказала:

— Кушай, джигит-исполнитель, берите, пока еще горячее. Слава богу, теперь у нас свое молоко. Ребятишкам бог послал. А все же нет ничего на свете лучше хлеба! Да только много ли соберешь его с поля, если будешь лопатой копать? Вот бы взять, да и купить в складчину одни плуг на два двора… С хлебом бы зажили!..

Матай в это время как раз отправил в рот полную с верхом ложку с запеканкой. Чтобы выразить свое согласие, он охотно закивал головой: «Правильная, мол, мысль, джене. Так и сделаем».

Чакибаш тоже сразу же согласился:

— А что, был бы у нас, скажем, плуг, мы бы пораньше вспахали свои поля и добрым людям еще подсобили бы.

Словом, не откладывая дела в долгий ящик, Чакибаш и Матай купили в складчину плуг. Сейчас в этот плуг один впряг своего вола, другой — своего коня и повезли его на артельный двор. Всю дорогу они молчали, а когда проезжали мимо двора Иманбая, Чакибаш промолвил, вздыхая:

— Эх, хоть бы еще одну весну дали попользоваться нам своим плугом на своих полях…

Матай, ехавший, как мальчишка, на крестце вола, пробормотал:

— Ничего, Чаке… Теперь и общественное, как свое…

— Так-то это так, Матай… Да только свое есть свое. Как ни говори, а на сердце печет…

Когда Чакибаш увидел во дворе среди других Соке, он так обрадовался, что забыл обо всем, и восторженно крикнул, будто бы во дворе был один только Соке:

— О-ой, Соке, салам алейкум! В прошлом году мы с соседом вдвоем купили плуг, и, слава богу, детишки весь год ели белый хлеб… А теперь Советы собирают нас в складчину всем аилом, бог даст, хлеба еще больше будет… А потом, глядишь, и купим… как оно называется-то… машину, что пашет землю…