Среди гор

— Слава богу, милая, не жалуемся…

— Собирайтесь на собрание, матушка, и невестку с собой приведите.

— О боже, да что ей там делать?

— Пусть идет, байбиче. Собрание будет важное, будем обсуждать новое положение об артели… Надо, чтобы все там были…

— Да пусть идет, жалко, что ли! — в замешательстве ответила байбиче и потом прибавила: — Только как быть, невестка-то моя в гости к своим уехала…

— Ну, тогда сами идите! — весело сказал Сапарбай. — Давайте я вас посажу перед собой. Так и быть, отвезу прямо к месту!

— Да что ты, милый… Что мне там, на собрании, делать-то, все равно ничего я не понимаю в этих собраниях…

Если бы положение в аиле оставалось таким же сложным и напряженным, как вчера, то вряд ли удалось бы и сегодня собрать людей. Но после вчерашнего собрания, в котором участвовали не только коммунисты, но и комсомольцы и активисты, аил немного оживился, появилось много добрых новостей, люди стали интересоваться, кто о чем говорит. В этот раз, ранним утром, когда мужчины, выпроводив скот за аил на выпас, встречались у дороги, они разговаривали громко и бодро:

— Ты не слыхал, сосед, случаем, что там говорилось на собрании коммунистов? Да и молодежь там была, сказывают?

Сосед, деловито подбирая поводья, отвечал степенно:

— Э-э… Собрание длилось до самой полуночи. Оказывается, не Сапаш апартунус, а сам Калпакбаев. Вот ведь какая история! Словом, бог даст, новости неплохие видать!

— О, если так, масла в твои уста. Только поговаривали, что Калпакбаева пригласили в Москву, это как же получается?

— А кто его знает! Может, его увезли в Москву, как апартунуса…

— Да ну-у! Разве станут апартунуса возить в Москву?

— Стало быть, станут, если повезли. Да что ты у меня выпытываешь, сосед. Собрание будет сегодня, вот там и узнаем все честь по чести!

В это утро Соке был, как никогда, бодр и жизнерадостен. Он с удовольствием, не спеша, оседлал свою пузатую серую кобылу и, выгоняя со двора корову с телком, предупредил старуху:

— Ты, дорогая, не задерживайся. Пораньше иди на собрание.

Умсунай, скрывая улыбку, проговорила вдогонку:

— Ты что, не чаешь, как избавиться от меня? Хочешь отдать старуху в общину стариков? Ишь какой ты сегодня добрый!

Соке сейчас ехал по дороге и, как это нередко с ним случалось, размышлял вслух: «Ох, и падки женщины на всякую дрянь. Бог ты мой, откуда только они узнают обо всем, что и во сне тебе не приснится. Сидит дома, а знает во сто крат больше меня!»

— О Соке, ты что там бормочешь? — окликнул его Омер. — Может, какие добрые вести у тебя?

— А ты езжай сюда, если хочешь знать! — Соке лихо заломил косматый тебетей на затылок и облизнул, как обычно, губы. — Мы, стало быть, предали земле этого ненавистного шайтана! Теперь ты сам себе вольный человек!

Омер не понял его и серьезно спросил:

— Это какого такого ненавистного шайтана? — Он почему-то подумал о Саадате.

— Да того самого Калпакбаева, которого я, твой друг, изругал однажды!

— А что, его убили, что ли?

— Закон, закон его убил.

— Ничего не понимаю, бог с тобой!

— Да я же говорю тебе, закон убил его. Убил за то, что он грозился отдать твою жену в общину. Ясно?

Омер от громкого хохота закачался в седле.

— Ну вот то-то! — Соке хотел позабавить его еще какой-нибудь шуткой, но тут увидел Оскенбая, сидящего во дворе, и, махнув камчой в сторону школы, крикнул ему:

— Эй, Оскенбай! Забирай свою Камилу и иди на собрание. Живей, не бойся!

Эти слова Соке услышали не только Оскенбай, но и многие соседи. Особенно опасаться им теперь не приходилось. Активисты во главе с Бюбюш и Сапарбаем мирно разъезжали по аилу, приглашая людей на собрание. Соке, довольный и радостный, задорно посмеиваясь, тоже сзывал на собрание, стало быть, нечего бояться. И люди постепенно, один за другим потянулись к школе.