Среди факиров

Однажды, когда факир застал его бродившим по бесконечным коридорам огромного здания, он почувствовал в себе непреодолимое желание убить его. Тот шел все дальше и дальше по переходам теперь ему знакомого лабиринта. Он оставил за собой комнаты, где жили беглецы, и проходил по той части здания, которая уже много лет стояла совершенно пустою. Факир босиком тихо и беззвучно следовал за ним во мраке, в котором могли различить что-нибудь только его глаза. Он развернул страшный шелковый платок душителей и держал его обеими руками за концы. Прыжком тигра он кинулся на беспечно идущего человека, не чувствовавшего погони. С быстротой мысли он накинул ему на шею тонкую материю и быстро затянул ее. Но вместо короткого, отрывистого хрипения, издаваемого захваченной врасплох жертвой, он услышал во мраке раскаты иронического смеха, который бил его будто ударами бича. В первый раз в жизни начальник бенгальских тугов, ужасный виртуоз своего дела, душитель Берар — промахнулся! Дрожь пробежала по его бронзовой коже, из пор выступил холодный пот. Здесь, вероятно, крылось волшебство, сверхъестественная и сверхнаучная сила. Однако человек продолжал скользить дальше во мраке. Берар с проклятьями бросился за ним. Оттого ли, что тот был менее ловок, или он поддавался врагу, но Берару удалось его нагнать. Оставалось схватить его и опрокинуть в темноте. Берар заскрежетал зубами и кинулся вперед, думая, что он уже держит врага. Тут бесшумно открылась боковая дверь. Беглец, очертя голову, кинулся в это отверстие. Берар смело последовал за ним, расставив руки, чтоб не дать ему возможности вернуться назад. Они очутились в большом зале со сводом, слабо освещенном лучами молодого месяца, который смотрел в крестообразное окошко. Здесь не было другого выхода, кроме того, в который они вошли, по крайней мере Берар другого не знал. Беглец плотно прижался к панели из кедрового дерева, как будто отказавшись от дальнейших попыток к бегству. Берар, со скрученным шелковым платком, собирался возобновить свою попытку, но это ему не удалось. Панель, приведенная в движение какими-то невидимыми пружинами, подалась, повернулась и открыла углубление, в котором человек исчез. Панель моментально закрылась и приняла прежний вид перед носом разочарованного Берара, услышавшего еще раз более иронический, более презрительный смех. Охваченный бессильной яростью, начальник тугов кинулся на панель, которая стояла неподвижно, как каменная стена, под его напором и ударами.

ГЛАВА IX

Берар побежден. — Подземная темница. — Каменная лестница. — Потайной вход. — Заговорщики овладевают священной пагодой. — Сопротивление оказывается невозможным. — Пленники. — Хитрость, к которой прибегают, чтоб завлечь в ловушку миссис Клавдию. — Ярость Биканеля. — Несколько горьких истин. — Среди развалин. — Собака и слон. — Ужасная угроза.

Прошло несколько минут, и Берар, которым начал овладевать смутный ужас, услышал над своей головой тот же резкий, свирепый, иронический смех, напоминавший отвратительный визг гиены.

Он немного отступил назад и увидел в нескольких метрах от пола на возвышении преследуемого им беглеца. Находясь в этом недоступном убежище, тот мог сколько угодно насмехаться над бессильным факиром. Сладкий, тихий, мягкий голос этого истощенного, умирающего человека теперь загремел, как гром.

— Неправда ли, Берар, — с насмешкой сказал он, — я сыграл с тобой хорошую шутку?

— Откуда ты знаешь мое имя, несчастный? Я сумею заставить тебя замолчать!

— Молчи, глупец, давший обмануть себя, как ребенка, заодно с этими глупыми чужестранцами, которые подобрали меня, дали приют, накормили и спасли от смерти!

— Я это давно предчувствовал!

— Да, чтоб переступить порог священной пагоды, я принял решение и имел мужество довести себя почти до голодной смерти. Да, у меня хватило энергии на то, чтоб разыграть роль одного из умирающих на Поле Бедствия. Я был на месте железнодорожной катастрофы… я многое узнал от умиравших индусов, спутников детей майора… я без труда приручил собаку Боба, потому что заклинатель птиц и змей сумеет заставить и собаку полюбить себя… Потом я притащился сюда в агонии, в неузнаваемом виде, и опустился, как мешок, у дверей пагоды, которую я знаю лучше, чем ты.

— Кто же ты такой? — пробормотал потрясенный Берар.

— Я согласен ответить тебе на это, ничтожный раб пундитов… слепой исполнитель приказаний, внушенных ненавистью браминов… дважды рожденных… дважды презренных и проклятых…

— Берегись! Ты поносишь святых!..

— Злые, жестокие, горделивые безумцы, о которых я забочусь не больше, чем о трупе свиньи! Лицемеры и интриганы, чьи тайны и убежища мне давно хорошо известны, и которых я буду постоянно преследовать!

— Спрашиваю тебя еще раз, кто ты?