Среди богомольцев

Натянутые отношение между проэстосами и братиею заметны с первого взгляда. Проэстоса сразу можно отличить от остальных монахов по богатству его одежды, гордому взгляду и барской походке; все остальные раболепно кланяется ему и будто за честь считает вступить с ним в разговоры. При полной свободе устава монастырского странно видеть такое раболепие, но в этом раболепии выражается или простое смирение сладости перед силой, или грешное желание умилостивить эту гордую силу в надежде на какия-то далекие выгоды. Некоторые монахи живут в штатных монастырях только ради свободы их устава, не имея при этом никаких корыстолюбивых и тщеславных целей. Они стараются никого не затрагивать, не выдаваться из общего уровня, и кланяются власти во избежание разных неприятностей. Но большинство монахов, вступив в штатный монастырь, постоянно искушаются тщеславием и мечтают о сане проигумена и обществе проэстосов, как о конечной цели своего счастья. Такой монах иной раз всю жизнь унижается перед проэстосами, заискивает их расположение, и усердно копит деньги. Прежде всего, он старается получить сан иеромонаха, потом начинает понемногу сближаться с проэстосами, угощает их вместе и порознь, и когда заметит, что заслужил их благосклонность, жертвует в пользу монастыря от 10 до 20 тысяч пиастров (500 – 1000 рублей). В благодарность за такую жертву, проэстосы принимают его в свой кружок и посвящают его в сан эпитропа, как благодетеля монастырского. Посвящение это происходит следующим образом. За обедней, в присутствии всей братии, на выбранного надевают архиерейскую мантию, дают ему в руки жезл правление и ставят на самое почетное место, где он вслух прочитывает «верую» и «отче наш.» После обедни выбранный устраивает богатый обед для проэстосов, дарит деньгами певчих, поющих ему многие лета, даёт милостыню беднейшим из братии; словом, этот день становится праздником для монастыря – вообще и для проэстосов – в особенности. С этого дня новый проэстос круто переменяет свои отношение к остальной братии, смотрит на них уже, как начальство. Из всего этого видно, что только достаточный монах может быть проэстосом; но не смотря на это, редкий бедняк в монастыре не мечтает о жезле и власти. Надеется он конечно на случай и на помощь божию.

Звание проэстоса заманчиво для братии не только своим почетным положением в монастыре, но и тем особенно, что проэстосам предоставляется право ездить за сбором подаяний и управлять монастырскими землями вне Афона. Жизнь проэстоса привольная, барская; денег у него, по обыкновению, много; стол и обстановка хорошая, от братских послушаний он свободен, прислуги множество, стоит только хлопнуть в ладоши и вмиг явится пред ним толпа иноков с заискивающими взглядами: остается только взять на себя труд приказать. Монашеские правила и каноны обязательны конечно и для проэстоса, но он ходит в церковь, когда ему охота придет, и большею частью заставляет кого-нибудь у себя на квартире прочитывать вслух службы церковные, а сам сидит в это время на диване. Очень естественно, что при таком образе жизни у многих проэстосов развивается лень непомерная, над которою лукаво подсмеиваются киновиаты. Сказывали мне, что многие из проэстосов только в том и проводят время, что лежат на диване с чубуком во рту [35]. В самом деле, чем наполняется день проэстоса, испытывает ли он какие искушение – это неизвестно. Как ни войдешь к нему, он или спит или сидит у окна с трубкой. Разговоры его касаются чаще всего политики монастырской, да разных афонских скандальчиков, а в богословские прение он не вдаётся. Афон кладет на проэстосов только тот отпечаток, что они сочувствуют всему, что касается св. горы, и уверяют вместе с прочими, что ненавидят грешный мир.

В каждом штатном монастыре множество наёмной прислуги из окрестных мирян, на обязанности которой лежат все чёрные работы монастырские. Если же работа скорого требует окончания, а рабочих рук не хватает, то бедняки-монахи выходят из своих келий на общие послушание и вместе с работниками таскают кули и бревна. К каждому проэстосу, тоже в виде послушания, назначается для прислуги несколько беднейших и смиреннейших братий, которые часто с радостью принимают эту должность, потому что пользуются даровым столом и даже иногда барскими подарками, как и вообще дворовая прислуга.

Впрочем, кто не хочет нести тягостей послушания, тот может от них откупиться; поэтому монахи, располагающие средствами, или нанимают, вместо себя, каждый раз какого-нибудь келиота, или вносят в монастырскую кассу определенное число пиастров и таким образом навсегда избавляются от обязанности участвовать в братских послушаниях.