Спуская псов войны

– Не такой уж ты и старый. Моему отцу вон двести пятьдесят скоро, и то он решился завести еще одного ребенка в двести с лишним. В итоге, правда, двойня получилась.

– Ну так это вы, а я землянин. Пятьдесят пять мои – это уже старость считай что. Жить осталось всего ничего. Правда, Касс обещал, что благодаря его медицине через десять лет я буду в таком же состоянии, как сейчас, – может, и не врет.

– Вот оно как… – недобро протянула Лаш, – он, видимо, собрался держать тебя на коротком поводке. На практике мы живем примерно четыреста – четыреста пятьдесят периодов, но наши технологии позволяют замедлять процесс старения и частично реверсировать его. Другой вопрос, что это недешево.

Леонид махнул рукой:

– Забудь про него. А тебе сколько лет?

– Сто сорок периодов с моего рождения. Выходит около тридцати пяти. Но шесть лет я пролежала в анабиозе после аварии – стало быть, двадцать девять.

Наемник чуть подумал и спросил:

– А ты умеешь перепрограммировать андроидов? Касс показал мне как, но сложновато оно для меня.

– Разве они не обучаются словесно? – удивилась Лаш.

– Да есть у меня одна идея, – хитро улыбнулся Леонид и притянул ее к себе. – Я тебе расскажу, но… попозже!

* * *

Жизнь определенно пошла на лад. Скука и рутина днем никуда не делись, но по вечерам к Леониду приходила Лаш, и это меняло все. Наемник внезапно поймал себя на мысли, что на данный момент он уже не хочет никаких перемен в своей жизни. У него есть работа, кров над головой, стол… и Лаш. А больше ведь ему ничего и не надо. С развлечениями туговато, чтобы не сказать – совсем печально, но это он уж как-нибудь перетерпит, так не бывает, чтобы все абсолютно было зашибись. Когда тебе хорошо живется – глупейшее, что ты можешь сделать, это желать большего. «Ералаш» про пацана, которому на голову упал мятый рубль, после каждой прогладки утюгом увеличивавший свой номинал, Леонид очень хорошо помнил. Когда рубль стал стольником, то следующая прогладка превратила его снова в мятый рубль – и уже навсегда. Пацан дурак был, мог же сообразить, что купюры выше ста рублей в Советском Союзе нет.

А там, глядишь, будет экспедиция – будет и развлечение. Вот что действительно хотелось бы изменить – так это ширину койки чуток увеличить, но наемник не стал ничего для этого предпринимать, резонно полагая, что могут возникнуть вопросы со стороны других балларан, а делать достоянием общественности свои отношения с Лаш он не собирался.

Одним прекрасным ранним утром – хотя прекрасной была скорее ночь, чем утро, – Леонида и сладко посапывающую у него на груди Лаш разбудила шумно открывшаяся дверь. Последовала немая сцена: они спросонок хмуро взирали на беспардонно вторгшегося Касса, причем наемник рефлекторно вытащил из-под подушки пистолет, а торговец так же молча смотрел на них, и его зрачки расширялись все больше.

Наконец Леонид не утерпел:

– Тебя стучать не учили, высшая раса? И вообще, чего ты пялишься?! Выйди вон!

– О, мои извинения! – очнулся Касс. – Я… эм-м… ожидал обнаружить тут только одного… прошу прощения.

Он вышел, закрыв за собой дверь.

– Вот блин, – посетовал наемник, – теперь он знает.

Лаш зевнула и надела свой УРР:

– И ничего страшного. Вопрос в другом: ты собираешься заставить его пересмотреть условия контракта? – Она чмокнула Леонида в щеку: – С добрым утром, кстати.

– С добрым, солнышко. Поживем – увидим.

На самом деле попытка изменить условия контракта наемника не прельщала. Палка-то о двух концах. С одной стороны, Касс сжульничал, заключив незаконную сделку, с другой – взял на себя обязательство нарушить закон еще раз, вернув Леонида домой по истечении контракта. Вроде все честно, просто теперь у наемника есть страховка. А чтобы Касс ничего не заподозрил, он приказал искину, ставшему абсолютно сговорчивым, продолжать выполнять инструкции по отсылке данных на бортовой компьютер торговца.

Лаш торопливо оделась и убежала, чтобы успеть к завтраку: балларанцы-ученые завтракают позже шахтеров и инженеров, их столовая, располагающаяся наверху, всех не вмещает. А вот Леонид свой завтрак проспал, но ничего страшного: пойдет на кухню и разживется какой-нибудь отбивной или парой остывших котлет. Коорны, к счастью, хоть и питаются теми же овощами и фруктами, что и балларанцы, но мясо едят совсем другое, так что Леониду они не конкуренты по части доедания остатков. А совсем уж на крайняк в раздаточном автомате всегда есть пирожки, консервированное мясо и овощи.

Раздался стук в дверь.

– Не заперто, – ответил наемник.

На самом деле риторический ответ: внутри колонии замков как таковых просто нет. Даже лаборатория Кодамы «запирается» всего лишь знаком «вход только допущенному персоналу». Знак, запрещающий вход, для балларанца работает ничуть не хуже замка, дисциплинированный народ, что и сказать. Самое интересное, что эту же дисциплину они привили и примитивным коорнам, специально для них повесив на многие двери предупреждение, что вход будет расцениваться как кощунство и святотатство.

Вошел Касс, ухмыляющийся во всю рожу.

– Что, мать твою, смешного? – возмутился Леонид.