Спрут

Громадный амбар был наконец достроен. Свежевыбеленные стены сверкали на солнце так, что было больно глазам, но внутри к покраске еще не приступали, и из приоткрытых раздвижных ворот тянуло приятным запахом свежего дерева и стружки. Вокруг амбара сновали люди - рабочие Энникстера. Несколько человек, стоя на верхних ступеньках лестницы, тянули от дерева к дереву, а также по всему фасаду гирлянды японских фонариков. В самом амбаре миссис Три, ее дочь Хилма и еще какая-то женщина нарезали на ленты одну штуку батиста за другой, а несколько рабочих под их руководством драпировали этими красными, белыми и синими лентами потолок и стены; в воздухе стоял перестук молотков. Подъехал фургон, доверху нагруженный хвойными деревцами и огромными связками пальмовых листьев; все это тотчас разобрали и пустили в дополнение к батистовым лентам на украшение внутренних стен амбара. Два деревца покрупнее поставили по обе стороны амбарных ворот, согнув их верхушки так, чтобы они образовали арку. Под аркой предполагалось повесить огромный картонный щит, на котором золотыми буквами будет написано: «Добро пожаловать!» Посреди амбара были навалены горы стульев, взятых напрокат в Боннвиле, а в дальнем конце его два плотника сооружали импровизированные подмостки для оркестра.

Все были оживлены и веселы, все в приподнятом настроении. Разговоры то и дело перебивались смехом. Представители сильного пола и вовсе разошлись. В углах затевалась шумная возня, иногда кто-нибудь начинал нашептывать соседу скабрезности - правда, завуалированные, правда, прикрываясь рукой, однако свободно достигавшие женских ушек и сопровождавшиеся веселым гоготом и топотанием. Отношения между мужчинами и женщинами становились все более мольными; представительницам слабого пола приходилось локтями отпихивать пристававших к ним молодых людий. Из уст в уста передавались новости: «Слыхали? Адела Вакка, жена управляющего участком, потеряла подвязку, а десятникова дочка целовалась с кем-то, запершись в сыроварне».

Время от времени появлялся Энникстер с непокрытой головой, с встрепанными рыжими вихрами. Он бегал от амбара к дому и обратно, таща на себе то ящик иина, то корзину лимонов и ананасов, то большую оплетенную бутыль. Помимо общего руководства он взялся сам приготовить крюшон - что-нибудь эдакое, чтобы разом каждого с ног валило.

Сбруйную Энникстер резервировал для себя и ближайших друзей. Он велел принести сюда из дому длинный стол, на котором расставил ящики с сигарами, бутылки виски и пива и большие фарфоровые чаши для крюшона. И не будет в том его вины, решил он, если половина гостей не будет к концу вечера пьяным-пьяяна, так, чтобы дым стоял коромыслом,- бал его прогремит на всю округу, так что через много лет люди будут о нем вспоминать. В этих целях он решил выбросить до завтра из головы всякую мысль о делах. Вообще-то дела шли неплохо. Остерман привез из Лос-Анджелеса хорошие вести о переговорах с Дисброу и Даррелом. Состоялось еще одно заседание комитета, на котором присутствовал Хэррен Деррик. Хоть он и не принимал

участия в обсуждении, но Энникстер был доволен: Губернатор разрешил Хэррену войти в комитет, если он того хочет, и Хэррен обязался взять на себя шестую часть расходов по проведению кампании при условии, что расходы эти не превысят определенной суммы.

Подойдя к дверям с намерением обрушить поток pyгательств на голову совсем сбившегося с ног повара-китайца, который резал лимоны на кухне, Энникстер увидел Пресли и Ванами.

- Здорово, Прес! - обрадовался он.- Иди сюда, посмотри, как мы тут все устроили! - Он указал головой на амбар.- Готовимся к встрече гостей,- продолжал он, когда приятели подошли ближе.- Но как мы управимся к восьми часам, ума не приложу. Представьте себе, у этого негодяя Карахера не хватило лимонов! В самую последнюю минуту выяснилось, хотя я еще месяц назад предупредил его, что мне потребуется три ящика. На резвой лошади можно было бы обернуться, так нет, кому-то понадобилось увести чалую из загона в самый неподходящий момент. Видно, украли! И вместе с седлом, за которое я шестьдесят долларов отдал. Да я этого мерзавца под суд отдам, чего бы это мне ни стоило! Японских фонариков половины против заказанного не додали, а свечей и к этим не хватает! Глаза б мои не смотрели! Все самому приходится делать; никто пальцем о палец не ударит, если над ними с палкой не стоишь. Мне все это осточертело! Да еще шляпу где-то потерял. И надо же мне было затевать эти дурацкие танцы! К тому же назвал несметное количество бабья. Не иначе как бес попутал.

Потом, забыв, что сам подозвал к себе молодых людей, он прибавил:

- Ну, я побежал. Вы уж извините меня. Дел у меня невпроворот.

Он послал повару последнее ругательство и снова скрылся в амбаре. Пресли с Ванами пошли своей дорогой, а Энникстер, пересекая амбар, чуть не сшиб Хилму, которая вышла с ящиком свечей в руках из той его части, которая предназначалась под конюшню.