— Нет, нет! Сейчас или никогда! Подписывайте! Вступайте в союз!
— Не подводите нас! Мы рассчитываем на вашу помощь.
Но вот разгоряченная компания, обратившая взоры к Магнусу, увидела рядом с ним какое-то новое лицо. Дверь сбруйной оставалась незапертой, и миссис Деррик, нс в силах дольше терпеть мучительное ожидание, набралась духу и вошла. Дрожа всем телом, она вцепилась в руку мужа. Ее красивые русые волосы пришли в беспорядок, большие девичьи глаза были полны недоверия и страха. Она не знала, что здесь происходит, но ей было ясно — эти люди требуют от Магнуса, чтобы он в чем-то принял участие, ввязался в какое-то ужасное дело, в жестокую борьбу не на жизнь, а на смерть с безжалостным чудовищем из чугуна и пара. Чувствуя прилив отваги — что случается иногда с робкими людьми, — она, предпочитавшая всегда держаться в тени, ворвалась в эту душную, жаркую, забитую взвинченными до предела людьми комнату, где в спертом воздухе висел запах алкоголя и табачного дыма и все вокруг, казалось, было насыщено ненавистью и сквернословием, ворвалась и, схватив мужа за руку, стала, мучимая предчувствиями, умолять его:
— Нет, нет, — лепетала она. — Не надо, не подписывай!
Но что могла сделать она — пушинка, подхваченная ураганом, против всей этой оравы, устремившейся к прямой фигуре у стола, перед которой лежал лист с подписями. Магнус держал в одной руке перо, другой сжимал пальцы жены. Многоголосый гвалт оглушал, возбуждение непрестанно нарастало. Десятки рук тянулись к Магнусу; человек тридцать, окружив его, кричали во всю глотку, просили, умоляли, чуть ли не грозили. Гул голосов был похож на гул водопада.
Это было восстание Народа, гром наконец-то разразившегося бунта. Чернь, деспотичная, несчетная, неодолимая, пробудившаяся, требовала себе вожака. Ее захлестнула слепая бунтарская ярость, превратив в многоголосого зверя с налитыми кровью глазами, требовавшего, чтобы его вели в бой, злобно ощерившегося и выпустившего когти, напиравшего с силой мощного поршня, лишь бы добиться своего; зверя неумолимого и беспощадного.
— Нет, нет! — молила Энни Деррик. — Прошу тебя, Магнус, не подписывай!
— Он должен! — закричал Хэррен ей прямо в ухо, чтобы она услышала. — Понимаешь? Должен!
Люди снова стали шумно напирать на них. Миссис Деррик отпихнули в сторону, оттеснили назад. Муж больше не принадлежал ей. Сейчас она расплачивалась за привилегию быть женой незаурядного человека.
Внешний мир, как огромный железный клин, воткнулся между ним и ею. Ее отнесло к стене. Фермеры, громко топоча, толпились вокруг Магнуса, так что она уже не видела его, но, объятая паникой, слушала. На какое-то мгновение все притихли, потом раздался взрыв ликования: Магнус поставил свою подпись.
Хэррен подошел к матери; заткнув уши, она стояла, прислонившись к стене; ее расширенные от страха глаза были полны слез. Он увел ее из сбруйной и передал на попечение миссис Три и Хилмы, а сам, нетерпеливо отмахиваясь от бесконечных вопросов, поспешил назад.
В сбруйной уже шло голосование. Председательствовал Остерман. Он был единогласно избран секретарем Союза, pro tem.[10], а Магнус Деррик — председателем. Потом был сформирован исполнительный комитет, которому надлежало на следующий день собраться на ранчо Лос-Муэртос.
Было половина второго. Гости почти все разъехались по домам. Давно укатили в город музыканты. Остались только семьи владельцев ранчо, принимавших участие в собрании в сбруйной. Разрозненными группами сидели они по углам нелепо разукрашенного гулкого амбара; женщины кутались в пелерины, молодые люди подняли воротники пиджаков, спасаясь от сквозняков, которые снова давали себя знать.
Еще с полчаса из сбруйной доносились возбужденные голоса. Наконец раздался шум отодвигаемых стульев. Совещание закончилось. Мужчины выходили по нескольку человек и разыскивали свои семьи.
Сразу же начался разъезд. Все невероятно устали. Кое-кто из фермерских дочек уснул, приткнувшись к материнскому плечу.
Разбудили конюха Билли и его помощника, и они принялись закладывать лошадей. Во дворе, вокруг конюшни, замелькали огоньки, зажглись каретные фонарики. Лошади беспокойно грызли удила; экипажи под тяжестью рассаживающихся в них пассажиров поскрипывали рессорами и кожей. Что ни минута, раздавался стук колес, и очередной экипаж скрывался в ночи. Шел мелкий моросящий дождь, и фонари, просвечивающие сквозь мельчайшую морось, становились тусклыми оранжевыми пятнами.
Магнус Деррик уезжал последним. У ворот он встретил Энникстера, державшего под мышкой список членов Союза, временно отданный ему на сохранение. Молча они пожали друг другу руки. И Магнус уехал. Слышно было, как с неприятным скребущим звуком его экипаж проехал по усыпанной гравием выездной аллее, гулко прогрохотал по небольшому дощатому помосту и выехал на дорогу. Некоторое время еще доносился стук копыт. Потом и он стих. Наступила тишина.