Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев"

— Теперь да. Как в истинности Шестидесяти Шести Атрибутов Господа нашего, — Бьярн набожно поднял меч вместо пальца, рукоятью вверх. В эти мгновения он удивительно походил на крестоносца из земной истории.

— Не разойдемся?

— Никак. У этого слова с делом не разойдутся. И время он тратить не станет. Ночью отдохнут, пожрут. Попугают, чтобы смерды не спали и ссались от ужаса. Если ведут за собой пленников, кого не жалко, замучают перед воротами напоказ. И в предрассветный, самый темный час, пойдут на приступ. Мужичье разбежится. Мы… ну, тут как Пантократор даст.

— Ясно. Обойду ворота, ободрю стражу, — Раньян спустился на землю, делая вид, что не замечает лекарку.

— Как это будет? — осипшим голосом задала вопрос Елена.

— Быстро. Такое всегда завершается быстро.

— Я думала, начнется осада, вылазки…

Елена понурилась, отчетливо понимая, что ни хрена не понимает в военном деле. Приняла за сами звезды их отражение в пруду, так, кажется…

— Для серьезной осады и людей надо побольше, и качество… другое, — несмотря на катастрофичность обстоятельств, Бьярн казался необычно спокойным и умиротворенным. — Так что одна сшибка. Четверть часа и все закончится.

— Ну…

Елена выдохнула, стараясь изгнать вместе с теплым воздухом из легких гнусную дрожь и страх.

— Ну, что ж, — повторила она. — Тогда по местам. Ночь будет длинной.

Она догнала Раньяна ближе к старостиному дому. Артиго карабкался по лестнице на крышу, стараясь не упасть, запутавшись в долгополом ватнике. Гамилла протягивала ему руку, отложив трофейный самострел.

— Подожди… — Елена положила руку на локоть бретера… точнее хотела, но Раньян плавным движением отвел плечо, так что пальцы лекарки ухватили воздух.

Женщина стиснула зубы, молча переживая оскорбительное унижение.

— Хелинда…

Мечник впервые назвал ее полным именем, которое дал фамильяру Артиго. Голос бретера звенел, как промороженный лютым холодом клинок, готовый лопнуть от малейшего щелчка.

— … ты, кажется, ничего не поняла.

Елена почувствовала, как верхняя губа сама поднимается, обнажая клыки, словно у хищника. Давненько женщина не позволяла никому говорить с собой в подобном тоне. И все же она слушала.

Раньян глядел на нее сверху вниз, удивительно похожий на того сдержанного убийцу, каким Елена помнила его на Пустошах. Только волосы острижены, а в оставшемся «ежике» отчетливо блестит седина, заметная даже при слабом свете, свежий шрам пересекает челюсть, заходя на подбородок. Но взгляд… взгляд прежний — черный, принадлежащий тому, для кого ценность человеческой жизни — пустое, бессмысленное понятие.

— Хелинда, ты втравила нас в бой насмерть, — с кажущейся бесстрастностью вымолвил бретер. — Скажи, сколько настоящих битв тебе довелось пережить?

— Одну, — буквально процедила сквозь зубы Елена и тут же поправилась, вспомнив страшный абордаж, где рассталась с жизнью Шена. — Две.

— Две… — мрачно повторил за ней Раньян. — И, насколько я помню, в каждой ты потеряла… знакомых людей.

Знакомые люди… Казалось, это было невозможно, и все же она стиснула зубы еще крепче, а лицо опалил жар прилившей крови.

Шена. Колдун Бизо. Искупитель цин Туйе. А Венсан-Шарлей потерял руку. Елена понимала, к чему ведет собеседник, и чувствовала, как судорога сводит крепко сжатые кулаки. Ярость, стыд, негодование, запоздавшее раскаяние… сложная гамма ярчайших эмоций выжигала ее душу изнутри.

— Вот именно, — Раньян прочитал ответ на ее лице, покрасневшем, как в порыве ураганной страсти, но по совсем иной причине. — Будет схватка. И даже если мы победим… а это вряд ли… кто-то неизбежно погибнет. Снова.

— Не… справедливо… — каждый слог давался ей нелегко, пробиваясь через пересохшее горло. — Это нечестно! Я не виновата в тех смертях!

— Да, — с той же холодностью отозвался бретер. — Но в этих… что случатся еще до восхода… будешь.

Елена ударила его в грудь, импульсивно, без замысла, повинуясь яркой вспышке злости. Это было не рассуждающее действие, которое происходило из желания прекратить бичевание сделанной глупости. Так ребенок бьет чашку, доведенный до предела обвинительной речью строгих родителей. Бретер чуть развернулся вбок, пропуская кулак, перехватил руку женщину у запястья, Елена столь же быстро, инстинктивно вывернула кисть, освобождаясь от захвата. Часть сознания лекарки-фехтовальщицы наблюдала за происходящим отстраненно, как судья на поединке, и эта часть отметила, что движение Раньяна безупречно. Колени чуть согнуты, одна нога выпрямляется, другая сгибается, ось вращения находится между пяток, таким образом, получается разворот корпуса без «виляния задом», которое едко и зло высмеивал покойный Чертежник. С другой стороны, высвобождение руки тоже получилось отлично.