С того мгновения, когда я увидела на экране домофона бледную, почти белую Полину, а рядом с ней Артема, я поняла – стряслась беда. И пошла их встречать. Первое, что бросилось в глаза – разбитая Полина коленка.
– Матвей? – никогда еще имя сына не давалось мне с таким трудом, но они с Полиной уезжали вместе, а сейчас она одна, даже не одна, а с парнем, который явно не горел желанием общаться со всеми нами чаще двух раз в год.
Одежда у Поли была грязной, сама она помятой и несчастной.
– Авария? – вытолкнула я из себя еще слово, а потом спросила то, что не могла не спросить, – Он жив?!
Артем подошел ко мне и сказал:
– Я все расскажу, но Вам лучше сесть, – его лицо казалось взрослее из– за серьезного взгляда.
Он сейчас был очень похож на своего отца.
– Пойдем, – пререкаться мне не хотелось, я из последних сил старалась не скатиться в обычную бабскую истерику.
Села на диван и велела:
– Рассказывай
Парень окинул меня встревоженным взглядом, в котором почему– то мелькнуло сожаление.
Полина нерешительно приблизилась к нам и осталась стоять, переминаясь с ноги на ногу.
– Матвея похитили, – Артем четко сформулировал то, что произошло.
Новость имела эффект разорвавшейся бомбы. В чувство меня привел ощутимый пинок под ребра. Дочь будто говорила: "Соберись, ты не одна."
Я сжала руки почти до хруста. Нельзя себя сейчас распускать. Потом. Когда– нибудь. Но только не теперь. Мне нужно думать о дочери, которую мне нужно родить здоровой. Мне нужно думать о сыне, которому нужна моя помощь.
– Конкретнее, – голос звучал безжизненно, но спокойно.
Артем, метнув на меня удивленный взгляд, стал рассказывать:
– Матвея и Полину преследовали несколько машин, выдавили из города. Когда он понял, что не уйдет, заставил ее выпрыгнуть. Сам увел их за собой. Мы нашли его машину километрах в четырех от того места, где Полина выпрыгнула. Матвея там не было. Возле автомобиля много следов обуви. Вызвали полицию. Наша служба безопасности тоже подключилась. Его обязательно найдут.
Последние его слова были лишними. И у меня было ощущение, что он лжет.
– Ты мне не все рассказал, – я посмотрела на него снизу вверх.
Он выдержал мой взгляд, не отведя глаз, и твердо произнес:
– Все.
– Врешь. «Артем!» — произнесла я строже.
Мне необходимо было знать правду, несмотря на то что внутри все застывало, леденело от отчаяния.
Мальчишка упрямо вздернул подбородок, его глаза сузились. Сколько раз я видела похожий жест у своего сына!
– Зачем Вам? Лучше от этого не станет, – процедил он.
– Там была кровь, Олеся, – не выдержала Полина, – Мне так страшно!
Ее голос задрожал, она опустилась на диван рядом и обняла меня, уткнувшись в плечо.
– Как же так?! Почему?! – в ее словах мне слышались отголоски собственных эмоций, таких оглушительных, что на секунду у меня потемнело перед глазами.
Я прикрыла глаза на мгновение и произнесла:
– Все обойдется, Поль. Матвей – он сильный. Он должен справиться. И мы тоже должны.
Не время раскисать. У меня было такое ощущение, что я забыла что– то важное и мне очень надо это вспомнить. Просто жизненно необходимо.
Мой сын не умрет. Этого не случится.
В домофон снова позвонили. Я не смогла подняться и посмотреть, кто это. Мне нужно перевести дух. Вместо меня в прихожую пошел Артем. Вернулся он уже не один, а в компании моего лечащего врача, которая без лишней суеты уложила меня на диван, померила давление, послушала сердцебиение ребенка, сделала успокоительный укол, против которого я не возражала, потому что нужно было позаботиться и о дочери тоже. Она предложила госпитализацию. Я ответила, что сначала мне нужно поговорить с полицейскими.
Полине тоже сделали успокоительное. Девочка держалась из последних сил. Она ушла в комнату. Мне хотелось, чтобы ей удалось уснуть.
У меня это не получилось. Я дождалась приезда полиции. Выдержала весь длинный разговор с ними. Но когда они ушли, меня не покидало ощущение, что я не вспомнила и не рассказала нечто важное. А что, я никак не могла понять.
Артем на какое– то время уехал, потом вернулся, отдал какие– то распоряжения охране, подошел ко мне и спросил:
– Я останусь?
– Да, конечно, – ответ был механическим.
Я стояла и смотрела на улицу, где падал снег крупными хлопьями. Я смотрела на него и молилась, чтобы мой сын выжил. Назло всему.
Артем ушел, не надоедая мне больше. Зазвонил телефон.
Я ответила на звонок. Это был Влад.
– Олесь, я делаю все возможное, чтобы его нашли. Слышишь меня?
Сейчас моя обида на него из– за какой– то дуры казалась нелепой.
– Слышу.
Ему не нравится мой голос. Я это чувствую, хотя он и не решается ничего сказать.
– Я прилечу, – в его голосе решимость, которая пугает.
Я смотрела метеосводки. Подняться там в небо – это самоубийство. Мне становится страшно еще и за него.
– Влад, я не буду говорить, что ты мне здесь не нужен. Нужен. И очень. Но, пожалуйста, если и с тобой случится что– то плохое, я просто этого не выдержу.
– Понятно. Олесь, мы его обязательно найдем. Живого и здорового. Верь мне.
Он просто не представляет, как хочется мне ему верить.
Влад хочет еще что– то сказать. Колеблется.