– Если позволите, я бы с вами поехал. Только выспаться нужно и часов в одиннадцать туда заявиться. И заранее предупредить Шаронова.
Нина с интересом уставилась на него, будто впервые видела.
«Ой-ла-ла-лей», – внутренне возликовал Денис.
– Сколько у тебя прыжков? – азартно осведомилась Нина.
– Порядка двухсот, а у тебя?
– Восемь, – печально хмыкнула она.
– Здорово, – возвестил Цесаркин, обрадовавшись. – И собак возьмем. Там потом по полям погулять можно. Я сам позвоню в аэроклуб.
Нина кивнула, а немного позже, уже засыпая, довольно подумала, что Денис Цесаркин действительно ниспослан ей судьбой.
«Секс, просто умопомрачительный секс и общие интересы. Неужели два человека могут так идеально подходить друг другу?»
Денис, вернувшись к себе в чулан, чуть не заехал кулаком по стене. Сдержался. Ему бы сейчас завалиться в постель вместе с Ниной. Прижать к себе, зарыться в волосы носом и впасть в беспокойную дрему. Просыпаясь лишь от нахлынувшей страсти. Снова и снова погружаясь в восхитительную глубину и одновременно взмывая ввысь. А вместо этого приходится в одиночестве валяться на колченогом диване. Даже Герда, собака такая, предпочла спать на кухне. Цесаркин, критически глянув на восставшую плоть, встревоженную мечтами о Нине Тарантуль, мысленно хмыкнул:
«Спи спокойно, дорогой товарищ. Сегодня тебе ничего не обломится. И так побывал, где и не мечталось».
Но увещевания воспрявшей духом пиписки эффекта не дали. Понимая, что не уснуть, Денис, тяжело вздохнув, потянулся за ноутбуком. Взгромоздил его себе на колени и вышел в сеть.
Сначала он нашел стихи Томагавкова и чуть не подпрыгнул от негодования.
На скрипящем стареньком рыдване
Жизнь несется мимо по наклонной.
Я с женой валяюсь на диване,
Разомлевшей и немножко сонной.
Воображение сразу нарисовало Нину, порозовевшую от любовной баталии. А рядом ненавистного Мишу Ломакина.
«Не отпущу ее, пусть поэт хоть башку себе расшибет, – сжав зубы, мысленно заметил Цесаркин. – Пусть со своей Томой живет и наслаждается гавканьем. А Нина – моя!»
Денис подумал минуту-другую, понимая, что нашел именно ту самую женщину и не отдаст ее уже никогда. Пальцы безотчетно легли на клавиатуру и на автомате вбили фамилию «Тарантуль». Шальная мысль, засевшая в голове, не желала убраться подобру-поздорову.
«Теперь я понимаю деда. Он влюбился в Нину на старости лет. И бросил все, что имел, к ее ногам. Аферой здесь и не пахнет. Вот только почему Нина утверждает, что квартира досталась ей по праву? Как вдове деда Вани? Сомневаюсь. Должно быть что-то еще!»
Цесаркин, открыв поисковик, быстро ввел фамилию Тарантуль. Сразу высветились ссылки в социальных сетях на саму Нину и пару раз мелькнули фотографии ее отца. Худое скуластое лицо, выцветшие большие глаза. Александр Петрович Тарантуль – известный реставратор. Цесаркину хватило лишь пары секунд, чтобы пробежать глазами весь список. Ничего нового. Все и так известно. Но затем, поразмыслив, Денис на удачу ввел абсолютно другое имя – Петр Тарантуль – справедливо полагая, что если в истории с квартирой замешаны его дед и бабка, то уж без Нининых родственников точно не обошлось. Тотчас же появилась какая-то выцветшая фотография, запечатлевшая высокого статного мужчину в двубортном пальто и в шляпе. Лица не разобрать, но фотографию сопровождало интервью какого-то известного врача-диетолога, к тому же нутрицевтика. Что означает последнее слово, Цесаркин не знал, но с интересом прочел саму статью, где светило медицины подробно объясняло, какие продукты можно есть, а вот каких лучше в своем рационе не использовать. Денис собрался даже переслать статью матери, но счел за благо этого не делать. Как всегда, любая тема сведется к тому, что он – неблагодарная скотина, а она – святая женщина, потратившая на воспитание детей всю свою молодость и здоровье. Поэтому Цесаркин отмахнулся от этой идеи и пробежал текст по диагонали, старательно ища нужное имя. И только под конец интервью обнаружил. Знаменитый диетолог-нутрицевтик считал себя учеником Петра Петровича Тарантуля, еще в конце шестидесятых годов разработавшего методики лечения кожных болезней с помощью специальных диет. Травы, диета и витамины.
«Много ума надо!» – хмыкнул про себя Денис и, тут же поняв, что напал на слабый след, впился глазами в расплывающиеся на экране строки.
– Почему же широкой публике имя вашего учителя неизвестно? – вопрошал корреспондент.
– Петр Петрович оказался неудобен системе. И в конце шестидесятых его арестовали за куплю-продажу иностранной валюты. То, что сейчас кажется вполне нормальным явлением, раньше каралось суровым сроком. По всей видимости, кто-то сфабриковал донос, стоивший моему учителю жизни. Он скончался в следственном изоляторе. Раньше царили другие нравы, и человек чести, коим и являлся Петр Петрович, просто не смог вынести позора. Сердце остановилось, и все.
– Выяснилось, кто мог написать донос?
– Нет. В архивах, наверное, есть сведения. Но тогда и на анонимки реагировали. Нужно искать кому выгодно. Скорее всего, кто-то из коллег. Но знаете, уже столько времени прошло...