«И если г. Погодину угодно было с кем-нибудь (только не со мною) шутить публичным образом о варяжском вопросе, то уместнее было бы устроить публичное рассуждение в балагене на Адмиралтейской площади или летом на Крестовском острове... Я слишком уважал тогда Погодина, чтобы допустить себе мысль о том, что он решился шутить и над наукою, и над публикою» (Костомаров 18606).
Погодин уехал в Москву со смутным ощущением, что потерпел поражение в публичном диспуте, не сумел доказать публике свою правоту. Его переполняла горечь. Приехав домой, он тотчас садится писать «Отчет московским друзьям», в котором всячески старается доказать, что относился ко всей этой истории как к милой шутке и был захвачен врасплох неожиданно серьезным нападением противника (а ведь сам писал в своем задиристом письме: «без шуток!»). К отчету Погодин прилагает дополнительный набор доводов в пользу «норманнской теории» (обещанную ранее «тяжелую артиллерию») и заключает статью следующими словами:
«Но довольно! Мне совестно, мне стыдно распространяться так много, заниматься так долго пустым, неблагодарным вопросом. Скажу вам теперь просто, без околичностей. Мне даже стыдно за себя, за русскую науку, за наше время, за университетское образование, видеть, что общий наш уровень так низок...
Напрасно ссылаться на публику, как говорят... которой предоставил я сам право решения вопроса и которая склоняется будто на Жмудскую сторону.
Я не знаю, в какой степени это верно; но если б десять публик склонилось в сторону Жмуди, я пожалел бы об них и подал бы апелляцию к их дочкам, внучкам и правнучкам, уверенный, что та или другая правнучка возвратится к норманнам и скажет непременно с улыбкою об своей прародительнице: ах, бабушка, в какую трущобу она попала, и с чего это она туда сунулась!» (Погодин 1860).
Погодин, стало быть, обращается здесь к нам: правнуки и правнучки публики 1860 г. — это мы.
Но, не дожидаясь, пока народятся и подрастут правнуки, на диспут, апелляцию и другие статьи Погодина и Костомарова (который, кстати, тоже не угомонился — см. Костомаров 1860в) отозвались современники. После устного словопрения развернулась дискуссия в печати. Многие ученые, литераторы, скромные краеведы, не соглашаясь полностью с Костомаровым, все же ставили под сомнение основные выводы Погодина и считали, говоря словами одного из журналистов, что пришла пора «начать настоящий печатный диспут, определить, что значит Русь в стакане славянской воды — каплю вина, давшего ей цвет и вкус, или порошинку снега, распустившегося без следа» (Лохвицкий 1860). В эту дискуссию втянулись все «толстые» журналы России («Современник», «Отечественные записки», «Русское слово», «Русская беседа» и проч.) и многие газеты.
В «Северной пчеле» была даже помещена сатира на диспут, в которой он изображался в виде судебного следствия. Сатира называлась «Дело о Варяго-Россах», а подзаголовки гласили: «Извещение г. Костомарова. — Приступ к формальному следствию. -— Допрос Рюрика. — Свидетельское показание монаха Нестора. — Очной свод и очная ставка обвинителя г. Костомарова с депутатом со стороны ведомства норманнов г. Погодиным. — Повальный обыск. — Окончательный протокол. — Представление дела на ревизию судебного места» (Дело 1860).
«Отечественные записки» поместили трезвые и холодные соображения:
«Нас особенно поразила живучесть народных предубеждений, которые едва даже костюм переменили... Нам в зале Университета припомнилось, что 120 лет назад Миллер собирался говорить речь о происхождении варягов из Швеции. Русские ученые того времени нашли такое происхождение позорным для народной чести. Подобный же мотив нельзя не видеть и в новейшем производстве варягов из Жмуди. Нам тяжела похвальба немцев, утверждающих, что без них не было бы спасения Руси, нам хотелось бы отнять у них и малейший повод к подобной похвальбе, и вот мы отправляемся снова за море искать там вчерашнего дня, то есть варягов...
...варяги, кто бы они ни были, бесследно расплылись в славянском мире, не оставив по себе даже и тончайшего вкуса, как говорил г. Погодин. Вот почему самый вопрос мы считаем праздным...
...какое, собственно, дело современному человеку до того, откуда пришли руссы...» (Литературные заметки 1860).
Чернышевский (1860) откликнулся на диспут заметкой в «Современнике». Он писал: «Кто имеет хотя малейшее понятие о сравнительной филологии и о законах исторической критики, видит совершенную нелепость доказательств, которыми старые ученые подтверждали норманнство Руси». Добролюбов в «Свистке» также откликнулся на взволновавший всех диспут. Он обращался к Погодину с такими стихами:
Умеешь ты мешать со вздором небылицы,
Смешить с ученым видом знатока.
И заключал:
Ученость дряхлую мы свистом успокоим.
(Добролюбов 1860, см. также 1858).
Действительно, «ученость дряхлая» на время успокоилась, в исторической литературе на какой-то период возобладал антинорманизм. Именно в это время и была написана стихотворная пародия А. К. Толстого.