Сполошный колокол

Пани на всякий случай, чтоб разом не продать товар, набросила целый пятачок. Теперь за ее калачик нужно было вынуть и отдать полуполтину! И все же долго она не простояла. Подошел к ней огромный рыжий монах, заглянул в корзину и спросил:

— Хороши ли калачи?

— Хороши.

— Сколько в корзине-то?

— Была поутру дюжина. Сколько осталось — все твое.

Монах посчитал калачи:

— Так у тебя дюжина и есть.

— Вот и бери всю, чтоб мне не стоять.

— Сколько же калач стоит?

— Полуполтина.

— Побойся Бога! Три рубля за товар?! За дюжину калачей?!

— Бери у других.

Отошел, спросил цену у соседа. У того дюжина стоила два рубля сорок копеек. Вернулся к Пани.

— За два сорок отдашь? Ну, за два с полтинником. Только с корзиной.

Да, это был связной из Духова монастыря. Пани, чтоб не вызвать подозрения у соседей-торговцев, подумала и засмеялась:

— Ладно, монашек! Бери с корзиной. Постояла бы за цену, да недосуг мне нынче, домой спешу.

Получила деньги, отдала корзину и, на зависть торгашам, отправилась с базара веселой своей походкой. Монах, не выпуская ее из виду, шел следом, в отдалении. Выглядел ее дом, исчез.

Дома Пани ждал счастливый Донат.

— Иду в поход! — крикнул он ей, едва она переступила порог.

— В какой поход? — испугалась Пани.

— В самый настоящий! К городу Острову! С тремя сотнями посаженных на коней стрельцов. И знаешь, кто воеводой? Я! Пани, под моей рукой три сотни!

Донат был в счастливой лихорадке. Знал бы. Она высвободилась из объятий Доната, оглядела с ног до головы.

— Ты что так смотришь на меня? — удивился он.

— Хочу поглядеть на будущего великого полководца.

— Ах, Пани! Я счастлив! Я разобью любого врага. Пусть у него будет сил вдесятеро против моих.

— Мой рыцарь, я тоже счастлива твоим счастьем, хотя мне горько отпускать тебя в поход, где будет война, смерть.

— Пани, я заколдован от пуль и сабель! Готовь мне дорожную суму.

— Повинуюсь, рыцарь мой.

Она еще раз окинула его оценивающим взглядом и ушла. Вернулась очень скоро, но не с дорожной сумой, а с дорогим, расшитым серебром кафтаном, с дорогой щеголеватой шапочкой с пером.

— Примерь. Я хочу, чтобы мой воевода выглядел по-воеводски.

В глазах у Доната мелькнула радость, но радость затмил вопрос, и Пани не стала дожидаться его:

— Ведь мой брат купец! Ему и кафтанами приходилось торговать. Я дарю тебе это платье. Не возражай! Мой брат был бы счастлив, если бы ты принял этот подарок.

Донат расцеловал Пани.

Скоро все было готово в дорогу.

Сидели за праздничным столом.

— Скажи, Пани, — спросил Донат, — а твой брат тоже служит Ордину-Нащокину?

— Нет, — ответила она твердо. — Он, конечно, знает о моей службе, но сам он свободный купец. — Горько усмехнулась.

— Тебе не нравятся купцы?

— Ему пришлось быть купцом, как мне пришлось служить Ордину-Нащокину. Мы шляхтичи. Нас разорила война и страшный Хмельницкий. Мы потеряли все земли, кроме крошечного поместья в Польше. У нас красивое озеро. На берегу дом, а вокруг дубы. Когда дождь, кажется, что тысячи барабанщиков бьют в маленькие барабаны…

Донат слушал рассеянно. Он весь был в своем походе. Пани заметила это и умолкла. Спросила вдруг:

— А Гаврила-то ваш каков? Умен?

— Не дурак.

— Писать-то хоть умеет?

— Пишет не хуже писарей. Смотри!

Достал грамоту, в которой говорилось, что Донат Емельянов назначается воеводой в поход против опочкинского воеводы Татищева. Пани так и впилась глазами в подпись Гаврилы.

Во Всегородней избе Гаврила Демидов с Прокофием Козой и Томилой Слепым обсуждали в последний раз план похода к Острову. Доната на этот совет не позвали. Он был с отрядом, проверял снаряжение, получал припасы у Мошницына.

В это время и явился во Всегороднюю избу высокий рыжий монах, спросил Гаврилу и потребовал свидания с глазу на глаз.

— У меня от людей, что сидят здесь, никаких секретов нет, — отрезал Гаврила, — хочешь — говори при них, не можешь — уходи.

Монах подумал и остался.

Разорвал полу рясы, достал письмо, положил перед старостой.

— «Псковскому старосте Гавриле Демидову от сына царя и великого князя Василия Шуйского Тимофея Великопермского, у которого бояре Романовы хитростью украли престол», — прочитал вслух Гаврила.

— А ну-ка, чего там? — В глазах Томилы играло любопытство.

Прошка Коза сидел нахмурясь, силился понять, что это за Тимофей Великопермский и откуда он взялся.

Лицо рыжего монаха было скучным. Он сделал свое дело: письмо доставил, теперь если не побьют, то наградят, ну а с Тимошки уже наперед получено.

Тимофей Великопермский предлагал Пскову свое посредничество на Западе, обещал купить, если Псков пришлет деньги, тысячу наемников и с этой тысячью прийти и разбить Хованского. А потом — на Москву, чтобы занять престол. В том ему помогут верные друзья: Богдан Хмельницкий, шведская королева Кристина, герцог Бранденбургский и венгерский князь Ракоци.

— Всех в кучу свалил, — усмехнулся Гаврила и посмотрел на монаха. — Передай Тимошке, мы знаем, что он самозванец. Передай ему, вору, что у Пскова чистое дело. Пусть за нас грязными лапами не хватается.