Спойлер: умрут все

«Та собака». Причина, по которой отца хоронили в закрытом гробу. Игорь вздрогнул и плеснул водки уже себе. Хлопнул, не закусывая.

Следователь был скуп на ответы и щедр на вопросы. Где находился Игорь Светлаков в ночь с такого-то на такое-то? Хорошо. Кто может подтвердить? Хорошо. Кому Григорий Светлаков мог передать ключ от квартиры? Неизвестно? Хорошо. А сам Игорь Светлаков не передавал ли кому ключ? Хорошо…

Дело не возбудили. Как установил эксперт, отец умер от инфаркта. Следы укусов появились уже после смерти. Так это называлось в протоколе: «следы укусов». «Обглодан», — поправил бы Игорь, но экспрессия не для официальных бумаг.

На работе — Светлаков-старший продолжал работать на РЖД, под конец всего-навсего сторожем — отца хватились третьего дня. Квартиру вскрыли. Одной из понятых оказалась тётя Варя.

— Я закричала, — сказала она трезвеющим голосом. — Мы все закричали. Даже участковый. Налей ещё беленькой. Кошмары чтоб не снились.

Отец лежал ничком на полу зала возле неубранного дивана. Его ноги были объедены. Из семейных трусов торчали кости с ошмётками начавшего темнеть мяса. Объедено было и правое плечо — зверь выдрал порядочный кус, рана протянулась до самой шеи. Тельняшка проржавела от засохшей крови. Как и пол под изувеченным телом. Окно было приоткрыто. На трупе пировали всласть осенние мухи — разжиревшие от снеди, слишком отупело-тяжёлые, чтобы летать. Смердело медью и зверьём. Тем самым, которое не нашли.

Следователь заключил, что над телом потрудилась собака. Какая-то здоровенная дворняга. Одна из жертв отца по иронии судьбы отомстила мучителю за всех растерзанных животин. Нажравшись, псина сиганула в окно. Да, третий этаж — ну так она же дура, псина. Очухалась и удрала. Иначе как объяснить её отсутствие в запертой квартире?

Действительно — как? Но каждый раз, когда следак повторял: «Собака, собака, собака», глаза его бегали, точно искали укрытия от неудобных вопросов.

И пусть парень из морга уверял, что у собаки, судя по укусам, была пасть медведя, Игорь дал копу себя убедить. Так за каким он взялся выпытывать у испуганной пожилой женщины тайну?

Всё равно от её ответов не стало легче. Ни тогда, ни теперь.

Итак, Игорь невольно задержал дыхание и включил люстру.

Свет хрипло вспыхнул, ударил по глазам частым морганием, отчего под черепом мигом вспух пузырь боли. Ошарашенный, Игорь остолбенел в дверях, не понимая, где очутился.

Полгода назад он оставил квартиру совсем в ином виде. Кровь на полу так и не удалось полностью оттереть, она проела линолеум, но с остальным беспорядком Игорь справился.

Теперь же в зале словно разорвалась осколочная граната. Цветастая бахрома растерзанных обоев свисала со стен пыльными пересохшими языками; из ран проглядывали жёлтые страницы газет. Половичок, который прежде прикрывал пятно крови, неведомая сила скомкала в драный мяч и зашвырнула под кресло. Из вспоротого брюха пропотелой подушки на разодранный плед вывалились несвежей блевотиной пуховые потроха. Безжизненно обвисли щупальца разорванной гардины. Кинескоп «Грюндика» лопнул, обнажив электронный фарш внутренностей. И осколки — они усеяли пол, как диковинные сорняки: битое стекло серванта, треугольные зубы расколотого зеркала, черепки от чайного сервиза, керамическое крошево, оставшееся от пузатого вазона. В воображении Игоря пронеслась сцена из «Крепкого орешка», где Джон Макклейн улепётывает от гангстера босиком по осколкам. «Яппикайей, мазафака»

Ни хера не смешно. Он скорее насрёт в штаны, чем прыснет, да что там прыснет — даже звук собственного сердцебиения казался неуместным. Лицо Игоря горело, как и ладони, и лёгкое щекотание, точно чужой выдох, обдало шею: встопорщились волоски на коже. Шок растерянности перетёк в неодолимый беспримесный страх.

Были и другие звуки, внешние. Он ведь слышал их и раньше, едва переступил порог квартиры, — не придал значения, посчитав шорохами старого дома. Потрескивание дерева, гул в трубах, ветер, ощупывающий оконные ставни…

Или хруст битого стекла. Будто кто-то незримый перебирает осколки, легонько, чтобы не порезаться.

Пылающий узел внизу живота затянулся крепче. Замерло сердце, налилось бетонной тяжестью — и вдруг дёрнуло в галоп.

Уже не страх — безудержный ужас.

Хруп-хруп. Трак-трак. Словно зубы грызут, перемалывают леденцы… или кости.

Нет, не чавканье — шаги. Ближе. Громче.

Отовсюду.

Каждый осколок трещал под неукротимой поступью. Свет неистово барабанил по глазам, колотил в виски, призывая эпилептический припадок.

А если и впрямь приступ — вот умора-то! Рухнет Игорь физиономией в битое стекло, станет отплясывать лёжа, пуская пену ртом, что твой огнетушитель, возле блеклого пятна недооттёртой крови, кропя алой росой из сотен порезов, и горло…

Матрац резко вспучился горбом — мощно, порывисто, аж подбросило диван. Будто кто-то под ним попытался вскочить. Пианинно взвыли пружины.