— Я обращался, — сдержанно произнёс Янковский, опуская ложечку на блюдце. — В несколько издательств. Всюду отказ. АСТ мне даже ответило, и если отбросить все экивоки, суть такова: недостаточный уровень мастерства, примитивный язык, и вообще, сборники рассказов неизвестных авторов не продаются.
— Ну не знаю. — Женя состроила гримасу. — Мне понравилось. Тем двоим, что упёрли книги из сквера, очевидно, тоже.
— Если они не пустили их на растопку костров, — предположил Янковский без тени улыбки.
— Эти отказы… Знаете, несправедливо. Зайдите в любой книжный, и что там на полках? Я недавно зашла. На обложке одной из книг был Сталин топлесс верхом на динозавре и с многоствольным пулемётом. Да половина этой писанины даже на растопку не годится! Не уверена, можно ли написать хуже, чем выходит у этих ребят, но у вас-то явно получается лучше.
— Мир вообще несправедлив, — заметил Янковский. — Да и кто знает, что есть справедливость?
— А в интернет-издания пробовали посылать?
— Считайте это снобизмом, но издание книги на бумаге — это всё же иной уровень признания. Более высокий. Так я думаю. Пару раз… — добавил он с неохотой, — я участвовал в онлайн-конкурсах.
— И как?
— Мимо. Читателям, которые оценивали работы, не зашло. Слог, уровень… Ещё и обвинили в заимствовании сюжета. А я про такого автора даже не слышал. Лиготти! Вы слышали?
— Нет!
— Если у наших рассказов и есть сходство, то это совпадение чистой воды.
— Значит, ваше воображение не уступает воображению этого Лиготти, — попыталась ободрить Женя. Ей как раз принесли чай и штрудель.
— В жанре хоррор, — затянул Янковский голосом лектора, — непросто придумать новое. Идеи авторов вращаются вокруг определённых жанром тем. Оборотни, призраки, маньяки. Из этих кусочков паззла можно составлять разнообразные истории сколь угодно долго, но основа всегда одна. Никому в голову не придёт обвинять Энн Райс в том, что она стянула идею у Стокера, который писал «Дракулу», сам вдохновившись вампирским фольклором. Однако стоит отойти от избитых тем — и ты становишься плагиатчиком. Это неправильно. Но вернёмся к более приятным материям. Значит, вы как тот царь, которого увлекли сказки Шахерезады?
— Царица, — хихикнула Женя. — Только я не стала, как тот царь, терпеть от ночи до ночи и разговорила-таки хитрую дочь визиря.
— Надеюсь, меня не казнят, как прочих царских невест, к которым Шахрияр не успел привыкнуть, — подхватил шутку Янковский, оставаясь по-прежнему серьёзным. — Теперь я могу узнать, что вы нашли в моих рассказах, ускользнувшее от внимания критиков?
— Я-то не критик, — пожала плечами Женя. — Я просто читала и меня зацепило. Читать было легко, истории захватывающие… хотя от них и было не по себе.
— Страшно?
— Не по себе, — повторила она. — Я не в том возрасте, чтобы бояться выдуманных вещей, но я понимаю: будь я моложе, я бы испугалась. Извините, если вас это огорчило, — поспешила добавить Женя, не заметив на лице Янковского радости.
— Нисколько, — ответил тот. — Я не привык к похвале. На самом деле ваши слова очень мне приятны. Какой-то рассказ особенно запомнился, может быть?
— Ой, — смутилась Женя. — Да. Тот, про граффити. Где нарисованное лицо маньяка перемещалась со стены на стену, пока не добиралось до жертвы.
— «Кусака», — кивнул Янковский.
— Ага. Мне понравилось, что очень много недосказанности вместо кровавых подробностей. В эту историю легче поверить, потому что там меньше сверхъестественного — по сравнению с другими. И у него такая атмосфера… Короче, круто!
— Благодарю.
— И остальные… Разве что рассказ про мальчика, которого мать-вегетарианка пичкала овощами, хотя он хотел мяса. — В финале мамаша нарядилась для карнавала в костюм морковки. Свихнувшийся подросток истыкал её кухонным ножом и съел. — Это такой…
— Разухабистый трэш, — подсказал Янковский. — Я от души веселился, когда писал.
— И в рассказе, где у парня из груди выросла ручка, как у радиоприёмника, я не поняла концовку.
— Я сам её не понял, — признался Янковский. — Не мог решить, переместился ли он в другую реальность или уничтожил существующую. Вот и предложил читателю додумать самому.
Женя подлила чай в незаметно опустевшую чашку.
— Как вам приходит в голову это всё?
Янковский отрешённо потёр висок.
— Стивен Кинг сравнивает сочинительство с археологическими раскопками. Дескать, история уже существует… где-то — в информационном поле, в Сумеречной зоне, не суть, — главное, напав на след, раскопать находку. Любая мелочь способна спровоцировать Большой взрыв воображения. Надо просто проявить наблюдательность, чтобы не пройти мимо артефакта, и усидчивость, чтобы его откопать.
Ответ разочаровал Женю. Писатель это понял и привёл пример:
— Как-то поздним вечером я возвращался домой. Шёл мимо старой пятиэтажки. В цокольном этаже были оконца с мутными стёклами. Я посмотрел на них и вдруг представил, как изнутри по стёклам колотят чьи-то белые ладони. Я буквально их увидел. Сюжет сложился как по щелчку.
— «Люди подвала», — догадалась Женя, кроша ложкой штрудель.
— «Люди подвала». Один из моих любимых.
— Но здесь вы обошлись без Сумеречной зоны.