Сплетни живут не только под лестницей

"Да, маркиз, знали бы вы, что удар шпагой помирит нас, всеми силами постарались бы избежать поединка",- мелькнула тогда озорная мысль в его затуманенной болью голове.

Изабелла при попустительстве Уэсли тайком навещала его каждую ночь и преданно дежурила у постели. Уильям быстро поправлялся, но, по понятной причине, скрывал это. И все же однажды ночью он не выдержал такой пытки и затащил свою добровольную сиделку в постель.

О, какая это была ночь! Она стоила и удара клинка, и её гнева, и вообще всех сокровищ на земле. Наслаждение, которое Уильям получал от близости с Изабеллой, он больше никогда не смог испытать, хотя давно уже со счету сбился, какое количество женщин прошло через его постель. Всё не то, всё пустое, всегда чего-то не хватает - дамы то слишком навязчивы, то наоборот, бездушны. И только в этой женщиной всего было в меру, ровно столько, чтобы свести его с ума, и разбудить в теле такую страсть, на которую до этого Уильям считал себя не способным. Но на следующий вечер эта упрямица уже не пришла, передав через Уэсли, что считает его вполне здоровым и не нуждающимся в уходе.

Зато вместо возлюбленной появился лорд Уоррен, который настоял на немедленном переезде раненного племянника в свой дом. Старый джентльмен хорошо знал жизнь и понимал, что дуэль состоялась из-за женщины, а так как Уильям остался жив, то она может повториться снова. Он опять нажал на своих высокопоставленных знакомых и добился назначения Уильяма первым секретарем посольства в России, справедливо считая, что отдаленность этой дикой страны отведет возможную опасность от головы обожаемого наследника.

Конец месяца Дартуэй встретил на борту отплывающего корабля, едва успев передать письмо Уэсли об изменениях в своей судьбе.

Шел 1800 год, в Европе уже началась война, и планы работы дипломатических миссий менялись в зависимости от различного рода обстоятельств. В самом начале XIX века разразился первый русско-английского кризис, связанный с резким изменением отношения императора Павла I к Англии. Началось всё с недовольства тем, что Россия ничего не выиграла от итальянских походов. Внёс свою лепту в конфликт и английский посол Уитворт. В своей депеше в Англию он прямо написал: "Император не в своем уме. Уже несколько лет это известно ближайшим к нему лицам. Император не руководится в своих поступках никакими определенными правилами или принципами. Все его действия суть последствия каприза или расстроенной фантазии". Депешу вскрыли, разразился невиданный скандал. Посла выслали из страны, и в июне 1800-го года дипломатические отношения между государствами были прерваны. В ответ англичане заняли остров Мальту (тем самым нанеся личное оскорбление Павлу - покровителю ордена госпитальеров) и стали готовить флот к походу на Балтику. Русский император в ответ начал разработку совместного франко-русского похода в Индию.

Не подозревавший о таком резком ухудшении отношений между двумя государствами, Дартуэй плыл в Санкт-Петербург. Но когда корабль стоял на рейде в Кенигсберге, он вдруг получил предписание срочно покинуть судно и направиться сухопутным путем в Константинополь.

По этой причине Дартуэй оказался в стенах английского посольства в Санкт- Петербурге только спустя девять месяцев, когда затянутым на шее Павла шарфом был развязан узел англо-русских противоречий. Новый император - Александр Павлович первым же делом заключил мир с англичанами, и посольство Британии вновь вернулось в русскую столицу. Был в его составе и Дартуэй. Там его, наконец-то, нашло письмо полугодовалой давности от лорда Уэсли.

Его содержание повергло Уильяма в шок. Друг умолял, что-нибудь предпринять в связи с обнаружившейся беременностью Изабеллы.

Уильяма тогда неприятно поразили сразу две вещи: во-первых, почему Изабелла сама не обратилась к нему за помощью; во-вторых, мелькнула ревнивая мысль, что Уэсли становится для Изабеллы близким человеком, если она посвящает его в свои тайны. Мысль мелькнула и исчезла, вытесненная из головы заботой о будущем младенце. Он тут же написал ответное письмо, умоляя уговорить Изабеллу подождать его приезда, обещая в любом случае признать ребенка своим.

Долгих три месяца он ждал ответа от молчащего друга, пока не пришло долгожданное письмо. Уэсли довольно сухо информировал его, что миссис Джонсон вышла замуж за маркиза де Артуа, и у неё родилась дочь, названная Женевьевой.

В этом же письме Джордж сообщил, что собирается совершить путешествие по Индии и просил пока не писать. Надо ли говорить, что впоследствии обстоятельства сложились так, что на этом письме их многолетняя дружба приказала долго жить.

Грустные воспоминания прервало появление брата.

Генри зашел в комнату бодрой и легкой походкой довольного жизнь человека. Его глаза светились, губы улыбались, и от него вкусно пахло свежестью, морозцем и ... грехом!