Список Шиндлера

– А ведь так случилось… – произнес Бош, пытаясь щелкнуть пальцами, – случилось с… как его имя, того, из Варшавы?

– Тоббенс, – вмешался в разговор Гет. – Это с Тоббенсом случилось. То есть – чуть не случилось.

Шеф СД Чурда сказал:

– Ах, да. Вроде и в самом деле с Тоббенсом.

Тот, кого они имели в виду, был варшавским промышленником, фигурой покрупнее и Шиндлера, и Мадритча. И весьма преуспевающим дельцом…

– Хейни, – продолжил Чурда (Хейни – так он называл Генриха Гиммлера), – прибыл в Варшаву и приказал людям из армейской инспекции: «Вышвырнуть всех долбаных евреев с фабрики Тоббенса, а его самого – в армию, и… на фронт!» Прямо так и сказал – на фронт! А затем Хейни приказал моим коллегам: «Изучите его бухгалтерские книги под микроскопом!»

Тоббенс был предметом обожания Инспекции по делам вооруженных сил, что выражалось для него в выгодных контрактах, а для них – в обилии подношений. И лишь бурные протесты Инспекции спасли Тоббенса, торжественно сообщил Шернер, и, склонившись к своей тарелке одарил Шиндлера широкой улыбкой:

– В Кракове такого не случится, Оскар. Мы слишком любим вас.

В это мгновение, решив продемонстрировать, с каким теплом все собравшиеся относятся к герру Шиндлеру, промышленнику, Гет поднялся на ноги и затянул мелодию без слов – в унисон с руладами из «Мадам Баттерфляй», которые старательно выводили братья Рознеры, как и подобало настоящим артистам, пусть даже судьба и обрекла их на существование на проклятом заводе в пределах проклятого гетто…

Пфефферберг и ординарец все еще находились наверху, в ванной Гета, пытаясь избавиться от плотной пробки в сливе. До них доносилась музыка Рознеров и бурные взрывы смеха, обрывки разговоров. Наступило время кофепития; измученная Лена обнесла гостей подносом и, стараясь не привлекать к себе внимания, удалилась на кухню.

Мадритч и Титч быстро допили кофе и, извинившись перед присутствующими, встали из-за стола. Шиндлер собрался сделать то же самое. Польская малышка решила было запротестовать, но он себя чувствовал не лучшим образом в этом доме. В «Гетхаусе» разрешалось все, что угодно, но Оскару это было неинтересно. Он с пронзительной ясностью оценивал каждое сказанное здесь слово, каждый выпитый стакан, знал он цену и здешним сексуальным утехам. Даже если уединяешься с девушкой наверху, невозможно забыть, что Бош, и Шернер, и Гет – твоя, черт возьми, компания, твои собратья по удовольствию! Поднимаясь по лестнице, заходя в ванную, а затем в спальню, они совершают те же действия, что и ты. Шиндлер был далеко не монахом, но он скорей предпочел бы стать таковым, чем делить женщину с Гетом.

Через голову соседки по столу он завел доверительный разговор с Шернером о военных новостях, о польских бандитах, о грядущей дурной погоде. Тем самым он дал понять молодой польке, что Шернер – его друг он никогда не позволит себе увести девушку у друга. Пожелав ей доброй ночи, он поцеловал ей ручку.

Он заметил, что Гет вышел через двери столовой и двинулся наверх по лестнице, поддерживаемый девушкой, которая во время обеда сидела рядом с ним. Извинившись перед сидящими за столом, Оскар успел перехватить коменданта – нагнав его, он положил руку на плечо Гета. Тот обернулся и попытался сфокусировать на нем взгляд.

– А, – пробормотал он. – Уходишь, Оскар?

– Мне надо домой, – ответил Шиндлер.

«Домой» – значило на квартиру Ингрид, его немецкой любовницы.

– Ну, ты и жеребец, – ухмыльнулся Гет.

– До тебя мне далеко, – возразил Шиндлер.

– Да, ты прав. По части траха я – олимпийский чемпион. Мы идем… куда мы идем?

Он повернул голову к девушке, но тут же сам ответил на свой вопрос:

– Мы идем на кухню – проверить, как Лена ее убрала.

– Нет, – со смехом опровергла его спутница. – Мы не этим будем заниматься.

И потащила его вверх по лестнице.

Это было благородно с ее стороны – ей стало жаль другую девушку, худенькую, забитую, беззащитную. Уводя Гета, она спасала Лену от очередного избиения.

Шиндлер посмотрел им вслед: грузный мужчина в офицерских галифе и стройная девица, с трудом взбирающиеся по ступенькам. Гет выглядел как человек, который, рухнув в постель, будет спать до середины дня, но Оскар знал, что могучий организм коменданта живет по собственным законам. В три утра Гету может приспичить встать, чтобы написать письмо отцу в Вену. И, поспав всего час, с первыми лучами рассвета он способен выскочить на балкон со снайперской винтовкой в руках, чтобы пристрелить кого-то из замешкавшихся заключенных…

Когда Гет и его дама одолели первый лестничный марш, Шиндлер пересек холл и направился в заднюю часть дома.

Пфефферберг и Лизек услышали коменданта значительно раньше его появления: добравшись до спальни, он принялся что-то рассказывать своей спутнице.

Молча, бесшумно Пфефферберг и Лизек собрали свое оборудование, чтобы, прокравшись через спальню, выскользнуть из нее через боковую дверь.