Клятва была не очень длинной: «Здесь и сейчас (число, месяц, год, город) я (имя, фамилия) отрекаюсь от своей воли в пользу Лиги Свободы и Справедливости. Я вверяю Лиге мою жизнь и свободу. Я передаю Лиге право на принятие решений. Я обязуюсь не заводить и не разрывать никаких связей (в том числе интимных) без разрешения Лиги. Я обязуюсь не менять место жительства, номер телефона, аккаунты в интернете без разрешения Лиги. Я обязуюсь не разглашать никакие сведения о Лиге и о моей принадлежности к ней без разрешения Лиги».
Женя задал Альбицкому только один вопрос: «А если я захочу переехать, завести или удалить аккаунт, пригласить девушку, я могу спросить разрешения Лиги?»
«Вы будете обязаны это сделать. Без всяких штрафных баллов. Насчет девушки не особенно надейтесь. Большинство активно работающих исполнителей не имеют постоянных сексуальных партнеров. Кстати, после произнесения клятвы все штрафные баллы снимаются. У вас один оставался. Все. Чистый лист».
Женя несколько раз репетировал, прежде чем произнести клятву. И дважды переписывал. Наконец, результат его удовлетворил, и он послал запись Альбицкому.
Ответ пришел быстро: «Евгений, поздравляю! Вы зачислены в отряд исполнителей. Напоминаю: пока с испытательным сроком. Изучите наш список и отберите из него пять-семь человек, приговоренных к смерти, с приговорами которых вы совершенно согласны. Не Гуглите! Смотрите только на нашем сайте. Там достаточно информации. Как только вы вышлите нам ваш персональный список, мы предоставим вам дополнительные сведения. Выучите имена и обвинения, запомните внешность. Вы должны знать их в лицо. На выполнение задания — неделя. Альбицкий».
Список Лиги…
Госчиновники, судьи, сотрудники СБ, следователи, полицейские…
Рядом с каждой фамилией должность, вина и комментарий: «проверяется, идет следствие, идет суд, приговор, в работе, приговор исполнен». Исполненных приговоров тогда было немного. Около пяти.
Госчиновники обвинялись в хищениях из бюджета, воровстве, взяточничестве и подавлении оппозиции, судьи — в вынесении заведомо несправедливых приговоров, СБшники — в рейдерстве, убийствах и фабрикации дел, следователи — в фабрикации дел, полицейские — в избиениях и пытках подозреваемых.
В самой последней строчке списка стояло имя, которое в России знают все. И рядом с именем и должностью имелась надпись: «В работе».
Через неделю Женя отобрал семерых отъявленных негодяев, считая последнего, и послал свой список Альбицкому…
Перелет обошелся без приключений. Яркая половинка Луны освещала облака далеко внизу, а потом взошло солнце, и самолет нырнул под розовый облачный слой, к утренней дымке пражских холмов.
В аэропорту Праги сели только в восемь утра.
Стоя у ленты багажного транспортера, Женя снова залез в новости. Теперь в топе висела «молния»…
Глава 4
«Сегодня стало известно, — гласила новость, — что вчера вечером по делу об убийстве Анжелики Синепал задержан некий Дамир Рашитов».
И тут Жене позвонили.
— Женя, привет! Это Альбицкий. Как приземлился?
— Все отлично. Странно слышать ваш голос.
— Добро пожаловать в свободный мир! Я жду тебя у выхода.
На получение единственного чемодана ушло не более получаса, и вскоре Альбицкий уже пожимал Жене руку у выхода из зоны прилета.
Было холодно, но, конечно, не как в Москве, пожалуй, чуть ниже нуля. Погода хорошая. Ясно. Альбицкий был в зимней куртке, но без головного убора. Каштановые волосы шевелил слабый ветер.
Женя сразу узнал его.
— Пойдем, у меня здесь машина припаркована, — сказал Андрей. — И давай на «ты».
— Куда мы едем?
— К тебе.
Машина оказалась белой Теслой.
От аэропорта Вацлава Гавела до центра добрались минут за сорок.
Поднялись на второй этаж старого дома недалеко от Староместской площади. Из маленькой студии открывался вид на узенькую мощеную улочку и магазин богемского стекла. Обстановка состояла из кровати, письменного стола, обеденного стола, четырех стульев, двух кресел, шкафа и кухонного гарнитура с плитой и холодильником. Все скромное, без претензий, но новое и вполне приличное.
В Москве территория была больше, но гораздо дальше от центра.
Альбицкий сел в кресло.
— Садись, — сказал он. — Это твое. Недалеко улица Кафки, музей Мухи и лучшие пражские ресторанчики в самых узких пражских переулочках. Как тебе?
— Супер, — улыбнулся Женя, садясь напротив. — Это надолго?
— Зависит от тебя. У меня к тебе серьезный разговор.
— Да?
— Женя, дело в том, что для нас два — это много. Казнь Синепал была твоей последней акцией. Дальнейшее слишком рискованно. Да и не стоит доводить свою нейронную карту до такого состояния, что ни один психолог корректировать не возьмется.
— Ты считаешь, что нужно корректировать?
— Мы убиваем, хотя и на благо общества. Корректировать будем после нашей победы. Сейчас только помешает. В нашей работе лишня рефлексия вредна. И до нашей победы, Женя, ты не вернешься в Россию. Мы тебя выдрали из Универа, это тоже не есть хорошо. Поэтому на выбор: Пражский Университет или Венский Университет.
— Я ни немецкого, ни чешского не знаю.