Спираль

— Прекрасно! Мне импонирует ваше спокойствие. Вы никогда не теряете чувства юмора. Это указывает на твердость и мужественность вашего характера! — У Зураба Торадзе поднялось настроение. — Хочу сказать вам еще нечто, по-моему, очень значительное. С сегодняшнего дня я веду подробную фиксацию всех документов и событий, связанных с операцией, начиная с момента моего появления у вас. Весь наш разговор записан на магнитофонную пленку. Его размножат в пяти экземплярах и сохранят в пяти разных местах до тех пор, пока у нас не появится возможность обнародовать тайну.

— Мне нравятся ваши предусмотрительность и оперативность. Я верю, что операция пройдет успешно.

— Благодарю вас, батоно Давид, ваша уверенность придает дополнительные силы. С сегодняшнего дня вы становитесь исторической личностью, ваше имя прогремит на всю планету. Не огорчайтесь, но пересадка мозга принесет вам большую известность, чем ваши астрофизические открытия и теории.

— Я никогда не гонялся за славой. Меня привлекает то удивительное, невероятное превращение, которое последует за пересадкой мозга. Привлекает только и только с точки зрения науки.

— Я и не представлял иного. И, как видите, не ошибся в выборе. Пожелаю вам всего хорошего. В девять часов вечера мы встретимся. Я верю в вас. Заранее знаю, что вы согласитесь.

Давид Георгадзе закрыл глаза. Ему хотелось остаться одному. Он ни о чем не думал. Он ждал, когда затихнет шум шагов главного врача. Вот с жужжанием открылась тяжелая железная дверь и снова закрылась.

Больной облегченно вздохнул, кое-как перевалился на бок. Диковинный, невообразимый до сегодняшнего дня диалог, видимо, утомил его. Сон тут же сморил академика.

Зураб Торадзе сел в кресло. Уперся по обыкновению локтями в письменный стол и спрятал лицо в ладонях. Здесь же находились его верные друзья и коллеги, будущие участники секретной операции, двое мужчин и две женщины. Все четверо не сводили напряженного взгляда с главного врача. Они не пропустили ни одного слова, записываемого на магнитофон. Когда Торадзе появился в кабинете, всем хотелось броситься к нему, поздравить с почти окончательной победой, но у главного врача было такое усталое, осунувшееся лицо, такие запавшие глаза, что никто не решился произнести ни звука. Друзья его не ошиблись. Во время беседы с академиком Зураб Торадзе вкладывал в каждое слово, в каждую фразу столько энергии, душевного напряжения и эмоций, что, переступив порог кабинета, сразу почувствовал, как он вымотан и опустошен. Все тело казалось раскаленным, как выкипевший на огне чайник. Он даже не вспомнил о сигаретах. Он сидел и молчал.

Врачи как будто застыли на стульях. Никто не решался шелохнуться.

А Зураб Торадзе словно забыл о их существовании. Он сидел неподвижно, стараясь ни о чем не думать, чтобы дать отдых голове.

Вдруг зазвонил телефон. Четыре пары глаз, как пули, вонзились в белый аппарат. Только Торадзе пребывал в неподвижности.

Врачи растерялись — что делать, как поступить, снять трубку и протянуть начальнику или ответить самим? А может быть, положить ее рядом с аппаратом?

А телефон звонил и звонил. Каждый звонок заставлял всех вздрагивать.

Наконец телефон умолк.

Прошло еще несколько минут, несколько напряженных и отягощенных молчанием минут.

— Гия! — произнес вдруг главный врач, не поднимая головы.

— Слушаю, батоно Зураб!

— Надзор за академиком на вашей ответственности. С сегодняшнего дня всем, включая его супругу, отказано в посещении. А чтобы не пугать ее и близких друзей, причина должна быть сравнительно простой. Скажем, поднялось давление.

— Ясно, батоно Зураб.

— Сегодня в семь вечера всем быть в моем кабинете. Вам, надо думать, понятно, кому всем?

Врачи согласно закивали.

— Психологическая подготовка и тренаж у вас в порядке, но с сегодняшнего дня настраивайтесь на операцию. Вы, вероятно, слушали наш разговор. Я твердо верю, что сегодня в девять вечера Давид Георгадзе даст согласие на операцию. До великого шага остается несколько дней.

Главный врач поднял голову и оглядел единомышленников:

— Не испугались?

— Наоборот, батоно Зураб! — возразил Гия.

Остальные просто улыбнулись в ответ.

— В таком случае прошу вас удалиться и ненадолго оставить меня одного!

Все поднялись и на цыпочках вышли из кабинета.

Зураб Торадзе посмотрел на пульт управления и нажал зеленую кнопку. Медленно, с еле слышным шорохом раздвинулась стена. Главный врач выключил свет и прошелся взглядом по телеэкранам. Все было так, как он ожидал. Торадзе заранее знал, что напряженная беседа обернется определенной нервной нагрузкой для больного, которая, впрочем, не перерастет в существенные изменения организма. Предположение опытного врача подтвердилось, Давид Георгадзе сравнительно легко перенес большой эмоциональный и психологический стресс.

Зураб Торадзе выключил аппаратуру и взглянул на часы. Ровно одиннадцать. До окончательного решения академика оставалось десять часов.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Вы счастливы? — неожиданно спросила академика молоденькая журналистка.