— Прости меня, — услышал он вдруг голос маркизы, — я была слишком резка и не хотела бередить заживающие раны. Ты любил ее, я стараюсь понять твои чувства. Но прошу тебя, живи настоящим. Ты сам выбираешь страдать тебе или быть счастливым.
Прошу поехали ко мне. Тебе нужен отдых.
Франц, совершенно измотанный этой беседой, не нашел сил сопротивляться, повинуясь напору волевой женщины.
Пара вскоре вернулась в зал лишь с тем, чтобы сообщить гостеприимной герцогине о своем отъезде, сославшись на нездоровье герцога.
Ровена в это время находилась в одной из спален, ожидая пока прачки застирают ее наряд и приведут его в порядок. Она так же смертельно устала и чувствовала себя виноватой в произошедшем. Ей хотелось поскорее вернуться домой и уснуть крепким сном. Она чувствовала, как сердце ее разлетается на мелкие осколки снова и снова.
Маркиза де Бриссак, желая претворить свои слова в жизнь, постаралась окружить герцога теплом и заботой. Она старалась быть максимально тактичной и нежной, ненавязчивой, но вместе с тем не отпускала его ни на минуту.
Она побеспокоилась о том, чтобы по пути его ничего не тревожило, направляя все свои жесты к нему с тем, чтобы разрушить ледяную стену. Он то и дело выстраивал ее перед собой, огораживаясь от мира.
Уже у себя, она провела его в самую уютную комнату, где приказала слуге разжечь камин. Накидав подушек и мягких атласных покрывал на кровать она уложила его, словно ребенка, принявшись осторожно массажировать виски.
Франц не сопротивлялся, но и не поддавался ее жестам. Внутри него царила зияющая пустота, которую, казалось, никто никогда не смог бы заполнить до краев. Даже Луиза, со всеми своими ласками, на которые только могла быть способна, не вызывала в душе герцога ничего, кроме холода. Он не раз отмечал этот парадокс, сравнивая настоящее с тем, что ему посчастливилось испытать в прошлом от рук другой женщины. Он категорически не понимал откуда взялась такая разница и почему он остается пуст. Почему он иногда даже испытывает отвращение против своей воли. Почему иногда Луиза кажется ему нелепой в своей любви.
В это время граф Роберт Клифорд со своей дочерью уже добрались до особняка. Всю дорогу они молчали и, выбравшись из экипажа без лишних слов, после краткого прощания разошлись по комнатам. Каждый пребывал в своих мыслях. Граф сетовал на то, что его дочь стала основным лицом в столь неприятной ситуации, хотя он думал еще и о герцоге, надеясь, что произошедшее с ним спрячет от пересудов оплошность с Ровеной. А Ровена же пребывала в совершенно разбитом состоянии, коря себя одновременно и за инцидент, и за то, что явилась причиной плохого самочувствия герцога, и за то, что привлекла к себе излишнее внимание столь важных персон. Она не представляла себя теперь прогуливающийся в парке с тем легким спокойствием, с каким делала то ранее, так как полагала, что теперь непременно станет предметом нелестных сплетен. Она думала как люди будут смеяться над ней, указывая на нее пальцем. Мадам де Бриссак, так любезно болтавшая с ними в тот вечер, теперь, наверное, сделает вид, будто того никогда и не бывало. А Ровена было обрадовалась, что могла бы произвести благоприятное впечатление на эту знатную даму с тем, чтобы потом иметь возможность поближе познакомиться с Францем-Ульрихом.
Только оказавшись в своей спальне, она позволила дать волю слезам и так даже не заметила, как уснула.
Проснулась она ближе к обеду. Утром ее никто не разбудил. Видимо отец так позаботился о ней, он подозревал, что дочь его будет не в лучшем расположении духа.
Ровена более или менее пришла в себя только к вечеру. Тут же собравшись с мыслями и взяв в руку перо, она решила писать Виктору, подумав посвятить ему свободные часы, раз уж не собиралась выезжать в публичные места в ближайшее время.
Юноша только и ждал ее письма, наконец, получив весточку о приглашении в гости. Еще Ровена писала, как с нетерпением ждет уроков по живописи, о которых они договорились ранее.
На следующий день граф уведомил своих домашних, что слишком задержался дома и должен немедленно отбыть на место службы. Он назначил дату отъезда на следующий день, чем опечалил и без того печальную дочь.
Тем не менее он, казалось, пребывал в бодром настроении и кажется совсем забыл о произошедшем казусе.
Вечером после ужина он уединился в своем кабинете с тетушкой Элизабет для разговора, в это время Ровена как раз писала письмо Виктору.
Что до тетушки Элизабет, то та уже знала о чем пойдет речь.
— Вы видите, мадам, какие многообещающие отношения и встречи разворачиваются под этой крышей.
Тетушка с горячностью согласилась с графом.
— Тогда прошу вас не препятствовать им, — продолжил граф, — и с божьей помощью мы очень скоро сыграем свадьбу. Правда я, к сожалению, не имел времени, чтобы узнать у Ровены ее мысли в отношении этого юноши и очень сожалею об этом, все-таки я не совсем внимательный отец. Но у меня есть вы, Элизабет, вы женщина и лучше знаете толк во всех этих женских беседах, поэтому я оставляю все работу на вас и надеюсь на посильную помощь.