Спящий агент

В школе показывали фильмы – как несчастен рабочий класс на Западе. Он даже сейчас мог легко вызвать в памяти пожилую фрау Нимюллер, их учительницу. Она со слезами на глазах рассказывала о трагической судьбе детишек там, в капстранах. Дети собирают объедки на мусорных свалках и не знают, что капиталистический мир неумолимо движется к закату.

– Через десять лет все эти детишки будут мертвы, – говорила она, и голос ее дрожал от горя. – Все ресурсы закончатся, и их страны будут уничтожены. Стерты с лица Земли.

«Стерты с лица Земли»… На десятилетнего мальчика это пророчество произвело неизгладимое впечатление. Он несколько дней в страхе просыпался по ночам.

Мысль о том, что где-то там, на Западе, миллионы детей обречены на ужасную гибель в стертых с лица Земли странах, что никто – ни он, ни даже фрау Нимюллер – не может им помочь, не давала ему покоя. Взрослых ему не было жалко – они капиталисты, это из-за них невинных детей ждет такая ужасная судьба.

Уже в семь лет ему повязали на шею синий галстук, и он стал юным пионером-тельмановцем. Собственно, юными тельмановцами становились все. Позор, если тебя не примут сразу, а дадут срок на исправление. В восьмом классе, тоже, как и все, вступил в Союз свободной немецкой молодежи, созданный по образцу советской комсомольской организации.

Пионерия, комсомол, партия.

У него не было выбора.

Хайнц постоянно повторял про себя: у меня не было выбора. Как мантру.

У меня не было выбора.

Его картина мира впервые дала трещину, когда он прибыл на Запад. Медленно, но верно врастал он в систему шведского «народного дома», где все, от премьер-министра до маляра, были на «ты», где высшие чины государства ходили в кино, таскали пакеты из продуктовых лавок и покупали себе одежду в обычных магазинах. Где, как ему казалось, не было ни одного человека, не охваченного социальной защитой. Конечно, это были «тучные годы» – долгие годы нейтральная Швеция, сохранившая свою нешуточную промышленность, была главным поставщиком восстанавливающейся после военной разрухи Европы. И новые правители решили так: главное условие здорового общества – справедливость и социальная защита.

Если бы его сейчас спросили о политических убеждениях, он, не раздумывая, ответил бы: социал-демократ. И на выборах ему бы даже в голову не пришло голосовать за ослепленных несуществующим идеалом, далеких от реальностей мира коммунистов. Это было так же невероятно, как если бы ему в юности сказали, что стоит подумать, а не проголосовать ли за кого-то еще, а не за коммунистов. Впрочем, тогда и выбора такого не было. Других партий просто-напросто не существовало. Только компартия.

Люди мало чем отличаются от овец. Идут за бараном и не думают, куда он их ведет. На сочные пастбища или на бойню.

Может быть, именно поэтому он погрузился в науку. В науке нет места для произвольных оценок. Любую идею надо подтвердить и доказать. Законами природы нельзя манипулировать, приспосабливая их под очередную идеологию, религию или коммерческие интересы.

Наука лучше человека. Честнее.

Эта мысль почему-то его успокоила.

В дверь постучали. Хайнц медленно, как после тяжелого сна, открыл глаза.

– Входите.

В кабинет заглянул Урбан.

– Привет! Не беспокою?

Он увидел полулежащего в кресле Хайнца и остановился на полушаге.

– Нет-нет, – Хайнц поспешно принял сидячее положение. – Я размышлял, кто будет отвечать за приемку топливных элементов на следующей неделе. Ингер больна, придется кому-то из вас.

Урбан подошел к нему и посмотрел на экран компьютера. Чем-то похож на его сына: такой же гибкий, льняные волосы и очень светлые глаза.

– No problem, – улыбнулся он. – И я, и Филип – оба на месте.

Хайнц кивнул – вопрос снят, – но Урбан продолжил:

– Я хотел с тобой посоветоваться. У нас какая-то фигня в показателях.

– В смысле?

– Мы проводим кое-какие тесты перед весенней проверкой… странно – показатели в бассейне выдержки топлива не сходятся с данными на панели управления. Не хочешь посмотреть?

– Само собой.

Хайнц встал и двинулся за Урбаном.

Гигантская панель управления – сердце станции. Или, вернее, мозг. Все стены полукруглого зала заняты приборами, на наклонных прилавках компьютеры, беспрерывно меняющиеся цифры и графики – показания сотен датчиков. Немногочисленные операторы в белых халатах переходят от одного сектора к другому – на первый взгляд бесцельно.

«Форсмарк-3» – самый новый и самый мощный реактор на станции. Он принят в эксплуатацию в 1985 году. Реактор кипящего типа, как и «Форсмарк-1» и «Форсмарк-2», но более мощный. Поставщик – ASEA-atom. Главное его преимущество – турбина новой конструкции с намного более высоким коэффициентом полезного действия. Для охлаждения реактора ежесекундно подается сорок кубометров воды из Балтийского моря.