— Спасибо, но без меня. Выпивка и
Клинт поблагодарил его, но отказался. Фрэнк начал вставать, потом присел обратно.
— Слушай, в тот день у Дерева…
— Ты о чем?
— Ты помнишь, как колокольчики начали звонить?
Клинт сказал, что никогда этого не забудет. Звоночки начались, когда женщины стали просыпаться.
— Да, — сказал Фрэнк. — Примерно тогда я оглянулся на эту безумную девушку и увидел, что она уходит. Я думаю, ее звали Энджела.
Клинт улыбнулся.
— Энджела Фицрой.
— Не знаешь, что с ней стало?
— Вообще-то нет. Она не в Керли, насколько мне известно.
— Помнишь Бэрри, страховщика? Он сказал мне, что уверен, что она убила Петерса.
Клинт кивнул.
— Он сказал то же самое и мне.
— Да? И что ты ответил?
— Туда ему и дорога. Вот что я ответил. Потому что Дон Петерс был проблемой, если конкретно. — Он остановился. —
— Друг мой, я думаю, тебе пора домой.
Клинт сказал:
— Хорошая идея. Только где он, тот дом?
Спустя два месяца после того, что стало известно как Великое Пробуждение, ранчер из Монтаны увидел женщину, голосующую на Шоссе № 2, к востоку от Чинуки, подъехал к ней и остановился.
— Садитесь, юная леди, — сказал он. — Куда направляетесь?
— Не знаю, — сказала она. — В Айдахо, для начала. Может быть, после этого в Калифорнию.
Он протянул руку.
— Росс Олбрайт. Провезу пару округов. Как вас зовут?
— Энджела Фицрой. — Раньше она отказывалась от рукопожатий, использовала вымышленное имя и держала руку на рукоятке ножа, который всегда хранила в кармане пальто. Теперь не было ни ножа, ни левого имени. Она не чувствовала в этом нужды.
— Милое имя, Энджела, — сказал он, включая третью передачу. — Я сам христианин. Принял бога и переродился.
— Это хорошо, — сказала Энджела, без тени сарказма.
— Откуда вы, Энджела?
— Из маленького городка под названием Дулинг.
— Это то место, где вы проснулись?
Раньше Энджела солгала бы, и сказала да, потому что так было проще, и к тому же ложь приходила в её уста сама собой. У неё к этому был настоящий талант. Только это была ее новая жизнь, и она решила рассказать, по мере возможностей, правду, несмотря на потенциальные проблемы.
— Я была одной из немногих, которые так и не заснули, — сказала она.
— Поразительно! Вам, должно быть, повезло! И очень!
— Да, это благословение божье, — сказала Энджела. Это была правда, по крайней мере, как она это понимала.
— Рад слышать, как вы говорите, что это благословение, — сказал ранчер, с большим чувством. — Что дальше, Энджела, если вы не против, чтобы я спросил? Что вы собираетесь делать, когда наконец-то решитесь поставить ваши дорожные сапоги на полку?
Энджела смотрела на величественные горы и бесконечное западное небо. Наконец она произнесла:
— Правильные вещи. Вот что я собираюсь делать, мистер Олбрайт. Правильные вещи.
Он ненадолго отвел глаза от дороги, только для того, чтобы улыбнуться ей, и сказал:
— Аминь, сестра. Аминь.
Основное здание Дулингского женского исправительного учреждения было огорожено и законсервировано — повсюду были выставлены предупреждающие знаки — и оставлено разрушаться, в то время как правительство выделило средства на более насущные потребности. Новый забор был прочным, и его основание глубоко уходило в рыхлую землю. Лисе потребовалось несколько недель, и все запасы её терпения, чтобы прорыть под ним туннель.
Как только она совершила этот инженерный подвиг, то забежала внутрь через огромную дыру в стене и принялась оборудовать себе пристанище в тесной клетке. Она чувствовала там запах своей хозяйки, выветривающийся, но такой сладкий и терпкий. Пришел эмиссар от крыс.
— Это наш замок, — сказала крыса. — Каковы твои намерения, лиса?
Лиса по достоинству оценила прямолинейность крысы. Она была еще хоть куда, но быстро старела. Возможно, пришло время покончить с хитростями и рисками, найти спутника жизни и готовиться к старости.
— Мои намерения весьма скромны, уверяю вас.
— И в чем они заключаются? — Не унималась крыса.
— Я стесняюсь говорить об этом вслух, — сказала лиса. — Это слишком стыдно.
— Говори, — сказала крыса.
— Хорошо, — сказала лиса. Она застенчиво склонила голову. — Я прошепчу. Подойди ко мне поближе, и я тебе прошепчу.
Крыса подошла ближе. Лиса могла откусить ей голову — у неё к этому был талант, у каждого Божьего создания есть хотя бы один — но не откусила.
— Я хочу жить в мире, — сказала она.