Спящие боги

— Ну, кого же? Что ж из тебя все вытягивать надо. — Жара терлась об него.

— Птицу… — но тут Творимир припомнил, что надо хранить тайну. — Одну лишь птицу — с ветви на ветку перелетела и все…

…Уже кончалась ночь, когда Жара схватила его сонного, почти бесчувственного, помогла одеться, и оделась сама. Поволокла вниз по лестнице к Соме.

— Худенький какой! — всплеснула руками Сома, и вот уже, шипя, выстроились перед Творимиром тарелки, кувшины, чаши.

— Кушай! — крикнула Жара. — Вечером мы снова встретимся. — и ушла.

— Я не хочу пить. — неуверенно проговорил Творимир, но Сома была настойчива — поднесла к его губам кубок.

— Ты пей — от этого так хорошо! Ты что же — не веришь мне? Я многое-многое знаю.

Возможно, Творимир и знал, что пить хорошо в меру, для веселья — но не так вот, неведомо сколько, уже в истощении, для истощения еще большего.

…Хмельной, быстро ходил меж стен, и вскрикивал, напевал пьяный бред. Сома внимательно его слушала, кивала, подливала еще…

И все что осталось от целого дня — бессмысленное круженье меж каменных стен, рвота, слабость в теле, в душе… Слабость в душе была самой страшной — эта тупая боль бессилия, пустоты — от этого подымалась звериная злоба, и уже хотелось с кем-нибудь сцепиться — ни за что, но просто выпустить свое раздражение…

Потом появилась Жара, поволокла за собою. Разделась, повалила на смятую перину, пробудила вожделенье, и долго-долго не выпускала, все терзала в своих объятиях, погружала в свое большое тело, ревела, грызла его…

…Утро. Сома. Выпивка. Еда. Пьяный бред. Рвота. Выпивка. Вновь рвота. Выпивка. Пьяная песня, прерванная рвотой. Выпивка. Жара. Постель. Соитие. Рвота в постели. Хохот Жары. Соитие на полу. Забытье. Утро — треск в голове. Тиски в висках. Графин с водкой. Рвота. Хохот Жары. Сома. Еда. Выпивка. Рвота…

Творимир сидел за столом Сомы. Его тяжелая голова клонилась то в одну, то в другую сторону. Он постоянно ее вскидывал, и каждое движенье отдавалось тупой, долгой болью в висках.

Утомленный, расслабленный — он не чувствовал ничего, кроме сильнейшего раздражения. Его раздражало все, и само мироздание казалось негармоничным, отвратительным, достойным уничтожения. Любовь, дружба — эти слова ничего в нем не пробуждали. Творимиру хотелось набить кому-нибудь морду…

Сома поставила перед ним очередной кубок. Творимир отхлебнул, фыркнул, отшвырнул кубок, и тупо уставился на Сому. Хотел что-нибудь сказать, но говорить было не о чем…

Скрипнула дверь, и в помещение быстро, как нежданная пощечина, кто-то метнулся.

— А-а-а, вот и Стрева. Сестра моя.

Творимир уж и забыл, что в замке живет еще и Третья Сестра. Но вот она перед ним: иссушенная, бледная, с выпирающими острыми скулами, и черными глазищами — кулачки ее были сильно сжаты. Двигалась и говорила резко — словно рубила. Она раздраженно глянула на Творимира — тот отпрянул; показалось — сейчас она набросится, в шею вцепиться.

Стрева прошвырнулась к столу, встала перед Творимиром. Тот хотел было встать, но она вызывающе сказала:

— Сиди. Дурень.

— Чего?

— Дурень, говорю. Тебе рога наставляют, а ты ничего не видишь.

Какой же у нее резкий, неприятный голос! Каждое слово шилом впивалось в раскаленную, хмельную голову Творимира. Раздражение переросло в кипящую ненависть — он хлопнул кулаком по столу:

— Ну, кто мне наставляет?! Говори!.. Ну, говори!!! Я ему шею сверну!!!.. Вот так и сверну! — он еще раз хлопнул кулаком по столу.

— А князь Лесной.

— Чего?!

— А того. Тебе сестричка моя, Жара, чего пообещала?.. Ну, вспомни? В первую ночку?..

— Ни на кого меня не променяет.

— А ты уши растопырил — ей поверил! — выпученные глазищи Стревы сверкнули бешеной ненавистью и презреньем. — А она, как тебя сюда спровадила, сразу князя Лесного к себе затащила. Ведь ей же все мало: все поглощает, а насытится никак не может. Паучиха!.. А такого дурня как ты еще поискать! Над тобой сколько времени потешаются, а ты ничего не замечаешь. Дурень!

— Молчи! Стерва!

Творимир вскочил, оттолкнул Стреву. Она повалилась, но тут же вскочила.

— Что, не веришь мне? Хочешь — докажу?

— Пошли!..

— А вот еще — на дорожку. — Сома протянула Творимиру тяжелую бутыль с крепким вином.

И вот они идут по коридору.

Ослабленная воля Творимира, не могла остановить вихря чувств: "Обманывает!.. Меня все дураком считают!.. Рога мне наставляет!.. Сейчас разберемся! Чтобы меня МЕНЯ!!! променять на какого-то князя Лесного!.. Прибью! Шею сверну!.. Как же голова болит!.. Все из-за нее! Прибью!.."

И вот они уже перед знакомой дверью. Из-за двери слышались стоны, шорох простыней — вот громко вскрикнула Жара.

Творимир распахнул дверь, ворвался в багровую комнату. Вот Жара, вот князь Лесной — обнаженные, застигнутые в соитии.

Князь Лесной, похожий на Царя (ведь он был его братом), но только более молодой, горячий, оттолкнул Жару, бешено засопел на Творимира, захрипел:

— Кровью блевать будешь, гнида!