Спящие

У двери валяется рюкзак Акила, учебники разбросаны.

Девочки проводят в доме буквально минуту – достаточно, чтобы увидеть оставленный на столе ужин, полчища мух, перелетающих с супа на хлеб.

Чарли непрерывно лает.

– Надо уходить. – Не успев договорить, Сара замечает то, что должна была заметить с самого начала: неровную букву Х, намалеванную черной краской на входной двери.

Бедняга Акил: пережить один кошмар, чтобы угодить в другой. У Сары на глаза наворачиваются слезы.

– Эй, вы! – доносится гневный оклик из соседнего дома. Из окна второго этажа высовывается мужчина в маске для дайвинга. – А ну прочь отсюда!

Они мчатся через лес, под ногами хрустят шишки. Примолкший Чарли бежит следом, черная шерстка вся в пыли.

Девочки ныряют в калитку, но не успевают перевести дух, как вдруг Сару пронзает тревога.

– Что, если вирус осел на шерсти?

Они разматывают шланг, надевают перчатки, кофты с длинным рукавом, но напрочь забывают про маски. Поливая пса из распылителя, Сара старается держаться как можно дальше. Однако они совершенно не учитывают, сколько заразы налетит, когда Чарли начнет отряхиваться. Брызги попадают на грядки, на девочек. Теперь их черед принимать душ.

– Старайся не дышать, – советует Сара, пока пар наполняет ванную. Однако процесс затягивается, и девочки делают неминуемый вдох.

Они кормят кошек. Меняют лоток. Складывают и перекладывают мамины вещи.

Тем же днем по улице пробегает терьер, поводок волочится следом, цепляясь за изгороди. Либби подбирает и его.

Теперь у них на иждивении две собаки. Две собаки и пять кошек.

С верхней террасы квартал как будто вымер. Стоит затихнуть рокоту вертолета, как воцаряется странная тишина: ни урчания газонокосилки, ни воплей детворы, ни стука баскетбольных мячей на подъездных аллеях. Не скрипят автоматические ворота гаражей. Не хлопают дверцы автомобилей. Никто не спешит на пробежку. В опустевшем доме напротив сутки напролет мерцает телевизор. А где-то в недрах безмолвного города спит отец.

Но птицы продолжают петь. Белки роются в мусоре, который не вывозят неделями. В руинах сгоревшего дома медсестры поселилась стая бродячих котов.

В такие мгновения – ни до, ни после – Сара радуется грохоту внедорожника, живому доказательству, что они с Либби не одни.

Той ночью Сара засыпает в мамином свитере.

38

Во многих частях страны сохраняется скептицизм. Появляются хештеги #МистификацияСанта-Лоры.

Власти наверняка знают больше, чем говорят. Поэтому вокруг города выстраивают кордон – скрыть, что там происходит на самом деле.

Только солдаты не подлежат сомнению. В этом и суть – правительство просто ищет предлог, чтобы ввести военный режим. Разве не очевидно? Санта-Лора – лишь начало, пробный камень.

А если ситуация с вирусом – правда, сами виноваты. Возможно, это происки России или Северной Кореи. Какой-нибудь нервно-паралитический газ, распыленный вражеским дроном. Но ведь мы давно напрашивались. Сколько можно посылать истребители в разные точки мира и безнаказанно сбрасывать бомбы? Впрочем, вероятнее всего, власти только внушают, что мы под ударом.

Люди, очнитесь. Если вы верите в байки про Санту-Лору, заодно поверьте, что содержащийся в воде фтор полезен для зубов, а пассажирский лайнер действительно врезался в здание Пентагона одиннадцатого сентября.

Слышали последние сводки? Полторы тысячи случаев за шесть недель? Да перестаньте, ни одна инфекция не способна распространяться с такой скоростью.

39

Примерно тогда же Бену начинают сниться сны. Они обрушиваются стремительно. Стоит задремать хотя бы на пару минут, и сны тут как тут, прорывают шлюзы сознания. И неизменно – всегда – в центре этих снов, словно засевшая в голове мелодия, – Энни. Всякий раз она возвращается в мелочах, о которых Бен даже не подозревал: в стуке, с каким ее бальзам для губ катится по столешнице, в свежем аромате мыла, в том, как она отращивает ногти, пока те не начинают ломаться, поэтому они всегда неровные и разной длины. Временами Бен слышит ее шаги, звук слива в унитазе, вот она тихонько сплевывает в раковину, вот мурлычет себе под нос, но пение обрывается досадливым: «Зараза!», когда жена в очередной раз ударяется мизинцем о расшатанную паркетину.

Сны всегда заканчиваются одинаково – плачем голодного младенца.

Прогулки умиротворяют Грейс. Как, собственно, и Бена – все равно других занятий нет. Поэтому они гуляют два, три, четыре раза на дню. Это сосна, объясняет Бен, шагая по улице, а это сосновая шишка. Вот наши тени – твоя и моя, они растягиваются по мостовой, потому что солнце стоит низко в такое время года. Называется такое время осень. Вон люди на крыльце, говорит Бен со слезами на глазах, изнуренная женщина, повторяющая: «Нет, нас до сих пор не выпускают», – она зовется мамой. Мальчик рядом с ней – ее сын. Вот тротуар. Вот улица. Вот паутина. Скворечник. Автомобиль.

Но не для всего удается подобрать слова.

К примеру, как охарактеризовать мужчину в синем пластиковом комбинезоне, ползающего средь бела дня на четвереньках.