– Все, хватит! – Итан поднялся, его лицо потемнело, дыхание было хриплым, наконец, его охватил гнев, который он должен был почувствовать вчера вечером, слушая Анну. – Я видел ее лицо! Ей было трудно, она переживала тяжелые времена, и это была правда! Ты можешь лить свою грязь, но я понимаю ее лучше, чем ты думаешь. Ты воспользовался ею, использовал ее, потому что она была юной и слабой. Ты любишь слабых людей; поэтому и выбрал Чарльза из всех нас, чтобы привязать к себе. Ты используешь людей, Винс, и всегда это делал. Ты думаешь, я слепой и не вижу, что ты делаешь? Ты пользуешься семьей, пользуешься людьми компании. Ты умный и хитрый, всегда берешь готовенькое, и мне стыдно сказать, что я смотрел сквозь пальцы на многие твои обманы, потому что дела у нас шли хорошо, компания процветала. Думаю, тому виной моя жадность; я позволил тебе продолжать обделывать твои делишки, чтобы делать для нас деньги. Но ты воспользовался Анной! Быть таким извращенным, таким ненормальным, таким злобным, чтобы соблазнить это бедное беспомощное дитя и потом принуждал ее... принимать тебя... чтобы... Как долго? Как долго ты... Хорошо! – рыкнул он, видя, что Винс вскочил и направился к двери. – Убирайся отсюда! С глаз моих долой, вон из моего дома, из моей компании!
Винс резко остановился и обернулся. Взгляд его был растерянным.
– Что?
? Вон из моей компании! Я не желаю, чтобы ты был в ней Это семейная компания, а я хочу, чтобы ты убрался из семьи. Ты опозорил нас. Я не хочу снова видеть твою елейную физиономию! – Итан почувствовал, что слезы застилают глаза, такую боль он испытывал от того что ему пришлось сделать. – Мужчина должен смотреть на своих сыновей и знать их, радоваться им, называть своими друзьями и партнерами. Я тебя больше не признаю, – голос его дрогнул. – Меня тошнит от тебя.
Винс увидел, как поникли плечи отца.
? Папа, – голос его был сдавленным, но осторожным. ? Ты ведь так не думаешь. И даже не знаешь, говорила ли она правду; но почему-то почувствовал это. Ты доверяешься своим чувствам, как и я об этом ты не подумал? А я знаю, что не сделал ничего плохого. Но хватит спорить с тобой об этом; вообще, я думаю, нам лучше ни о чем не спорить. Слишком многое поставлено у нас на карту. А как насчет Тамарака, папа? Я думал, что это твоя мечта, как и моя; нельзя подвергать риску это дело из-за одной девочки. Нам еще многое предстоит сделать там, разве это не важнее, чем какой-то человек? – он подождал, но Итан молчал. – Папа, давай забудем всю эту чепуху. Мы забудем все, что наговорили сегодня. Мы найдем Анну, вернем ее назад и с нею все будет отлично; мы все ей поможем и забудем про этот случай.
Итан посмотрел на него из-под тяжелых бровей.
– Я сказал тебе, чтобы ты убирался.
– Но я знаю, что ты этого не хочешь. – Винс мило улыбнулся. – Все мы в таком напряжении из-за этой неприятности, папа, я понимаю, я понимаю, что ты переживаешь. Но это пройдет. У нас слишком многое поставлено на карту...
– Я хочу, чтобы ты убрался из конторы к завтрашнему дню, у меня другие планы на этот счет. И освободи свою контору в Тамараке к концу недели!
Улыбка сползла с лица Винса. Через всю комнату он пристально посмотрел на своего отца, который стоял сгорбившись у своего стола.
– Ты пожалеешь об этом, – сказал, наконец, Винс. – Мне принадлежат акции компании.
– Ну и что ты с ними будешь делать? – презрительно спросил Итан. – Потребуешь голосованием решать вопрос о твоей работе? Кто же будет голосовать против меня?
Винс медленно кивнул.
– Ты выиграл, но собрания, которое тебя бы порадовало, не будет. Если бы мне надо было, я бы потребовал его проведения.
Итан ждал; он знал, это было еще не все.
– Мне нужны будут деньги. Проще всего продать мои акции.
– Я их куплю, – сразу же ответил Итан. – Позвони юристу и скажи ему завтра приехать сюда.
Винс открыл дверь. В этот момент Итан почувствовал гордость за своего сына, видя, как тот мгновенно смирился с неизбежностью. Он увидел его прежним, быстро и собранно принимающим решения, без видимого сожаления. Это наша общая черта, подумал Итан; иногда так ясно проявляется, что он мой сын.
– Ты мог бы пожелать мне удачи, – сказал Винс, стоя в дверном проеме.
Гордость Итана сникла и слезы снова навернулись на глаза. Он подумал, каким ребенком был Винс: самый красивый из всех его детей, раньше всех начал ходить и говорить, у него была ослепительнейшая улыбка. Самый умный, самый очаровательный, самый жадный.
– Держись подальше от молоденьких девочек, – сказал он.
Винс вышел.
Ярость бушевала в нем. Он пересек гостиную, прошел в столовую и рассерженно обошел все комнаты в доме. И хотя не жил здесь с восемнадцати лет, но еще думал об этом месте, как о доме, а теперь должен был оставить его навсегда. И не испытал никакого сожаления ни о чем, кроме Тамарака.