– По правде говоря, я пытался подружиться с нею. – Винс снова закрутил глобус. – Несколько раз я пробовал поговорить с ней, расшевелить ее, но она не захотела иметь со мной дело. Знаешь, меня это задело. Это не значит, что Анна тепло и предупредительно относилась к кому бы то ни было – все мы знаем, этого не было; фактически, чаще всего она была чертовски груба с нами – но я особенно старался проявить дружелюбие, дать ей понять, что у нее есть дядя, который заботится о ней. Я восхищался ею, ты знаешь, у нее много прекрасных качеств, действительно прекрасных качеств. Восхитительных. Но она все равно отстранилась бы от меня. Даже тогда она что-то имела против меня – года два тому назад – и что бы это ни было, затаила это в душе надолго, иначе зачем ей надо было выкидывать такой фокус? Боже, почему она вздумала обвинять меня, ведь я больше всех старался быть ее другом? Я думаю, ей требовалось повышенное внимание – бедное дитя, в самом деле, она, вероятно, была очень несчастна, никому не нравилась, никто не хотел проводить с нею время, но ей следовало обвинять в этом саму себя, и если не могла быть приятной в общении, зачем же нападать на меня? Мы обменялись лишь десятком слов за все эти годы. Что я ей сделал? Что я сделал тебе, папа, если ты не веришь мне? Этот ребенок, которого я почти не знал, которого нигде не было видно, который пропадал или на своей полянке в лесу или в своей комнате, вдруг совершенно неожиданно сочиняет эту проклятую безумную историю, и когда никто не верит ей, она убегает, а потом ты не веришь мне! – он присел на краешек стула рядом со столом Итана, взял его за руку. – Это кошмар.
– Какая полянка в лесу? – спросил Итан.
– Какая? А, одно из ее местечек; Мэриан говорила ей не ходить туда, но она все равно ходила. Анна всегда делала, что хотела. Конечно, это замечательная девочка и способна позаботиться о себе, но она ни к кому не привязывается. Никто никогда не принуждал ее, ты знаешь, никто не заставлял ее делать то, что ей не хотелось.
Итан нахмурился. Насколько хорошо он знал Анну? Ей пятнадцать, ему шестьдесят семь. Она – школьница, жизнь которой еще только начинается, его же жизнь подходит к концу, он уже строит планы отойти от руководства созданной им компании и проводить больше времени в своем горном раю. Насколько хорошо он мог знать ее? Итан восхищался умом и стойкостью внучки, радовался ее острому язычку, но насколько хорошо понимал девочку.
Винс продолжал все более уверенным голосом.
– Я не хотел говорить этого, надеялся избежать этого – это не те вещи, которые хотелось бы говорить о молоденькой девушке, особенно, в своей собственной семье – но, зная ее так хорошо, как мы знаем, почему мы считаем, что Анна до сих пор невинна, или была невинна когда-то? Откуда мы знаем, что она делает, с кем встречается, когда убегает после ужина, или на уик-эндах? Я не говорю, что это плохая девочка – я ее никогда не ругал; она моя племянница и милый ребенок, и я очень беспокоюсь о ней, но сейчас вокруг бегает столько безнадзорных детей, и, наверное, девочка слишком близко сошлась с кем-то из них. Я бы мог поспорить, что Анна забеременела и запаниковала, стала искать, кого можно обвинить... и по какой-то причине выбрала меня. Я не говорю, что дело обстояло именно так, разумеется, откуда мы знаем в точности, что случилось, ведь она даже не поговорила с нами, когда все мы просили об этом? – но из-за всех этих диких детей вокруг в наши дни это предположение может быть таким же верным, как другие. Мне очень жаль, папа, открывать тебе истину, я так расстроен, что она обвинила меня. Я пытался помочь ей, направить по нужному пути, проявить к ней дружеские чувства, и вот что я получил. Черт побери, я не заслуживаю этого! Мне кажется, она думала, что я помогу ей выпутаться из этой ситуации; а может быть, воображала, что я какой-нибудь лопух, если отнесся к ней по-хорошему. И долгое время играла на симпатиях окружающих...