Спецназ князя Дмитрия

Степь на левом берегу Итиля спустя несколько месяцев после воцарения в Сарае Мюрида понемногу успокоилась. Те из ханов, кто не пал в зимне-весенних сечах на ее просторах, признали твердую руку нового правителя либо отошли дальше на север и восток. Понемногу восстанавливалась торговля, вновь пристани Золотоордынской столицы заполнились судами, грузами, купцами из разных стран света. Жизнь, казалось, вернулась в свои нормальные берега.

Но это только казалось. На правом берегу простиралась власть темника Мамая, числившего себя беглербеком при часто сменяющихся ханах-правителях, а на самом деле являвшегося хозяином этой постоянно тасуемой колоды. Невысокий злобный татарин, не являвшийся чингизидом и не имеющий права сам садиться на трон, не мог спокойно терпеть усиления у себя под боком какого-то, ранее мало известного волжской степи, выходца из Ак-Орды. Поэтому, едва отжеребились кобылицы и удвоились отары овец, ставленник Мамая хан Авдул начал собирать нукеров для решительного боя с туменами Мюрида. Сам же Мамай судорожно искал одного: серебра! Денег у кого угодно, лишь бы быстрее и больше! Деньги означали возможность нанять много воинов, перекупить эмиров противника, чтобы те бросили Мюрида в самый ответственный момент и вместе со своими всадниками перешли на сторону Авдула. Но серебро поступало скудно: Мамай не имел богатых улусов, с которых можно было бы собирать выход. Вниз по Днепру, после победной над татарами битвы у Синих Вод, простерлась железная рука Ольгерда, взявшего под себя все бывшие южные русские княжества. Генуэзцы могли дать денег, но требовали за это слишком больших уступок в землях и торговых сборах. А от союза с Москвой и ее юным князем, который минувшей весной предлагал кили-чей Федор Кошка, Мамай высокомерно отказался. Сейчас же он неустанно корил себя за это…

Иван быстро вошел в суть своих новых обязанностей. Содержание русского подворья было подобно догляду за хорошо отлаженным хозяйством. Старые слуги знали свои обязанности и исправно их выполняли. Визита великого князя или митрополита пока не ожидалось. Федор Кошка отъехал в Москву, поручив своему новому помощнику заводить как можно больше знакомств среди ордынских чиновников, собирать слухи и иные сведения.

– Мюрид просит у Алексия нового серебра, – поведал перед отъездом Федор. – Сшибка с Мамаем неизбежна, вот он и хочет поскорее усилить свои рати.

– Как думаешь, дадут?

– А что остается делать? Разобьет Мамай Мюрида – Руси новая головная боль. Темник силен и умен, ничего не скажешь.

– Так, может, ему теперь помогать? – тотчас вопросил Иван, плохо еще понимающий все тайные стороны политических игр и сделок. – Мой отец всегда любил говорить: «Служить надо сильному!»

Федор грустно улыбнулся и пояснил:

– С Мамаем подружиться было б неплохо, это верно. Но не хочет темник, гордыней обуян был, когда я с тем к нему на Дон приезжал. Многого запросил. Оттого и надо Мюриду сейчас помочь, чтоб ту спесь и гордыню поубавить. Чую: получит Мамай по мордам – сразу сговорчивее станет! Вот тогда мы и поторгуемся.

Раз в неделю Иван навещал дом Нури. Старый татарин стал брюзглив и недоволен жизнью: частая чехарда власти лишила его главных источников дохода. Строиться стали в Сарае мало, чиновничья верхушка придерживала серебро, а купцы не желали вкладывать доходы в беспокойный город. Пшеничные же поля в любой момент могли подвергнуться налету лихих людей, которые больше потравят хлеба, чем заберут с собою. Нури еще больше укреплял свое подворье, словно за его стенами можно было пересидеть любую беду.

Однажды Иван увидел на возу две железные трубы, закрепленные на тяжелых дубовых колодах.

– Что это? – поинтересовался он у друга.

– Это?.. Это я у дона Мануэля купил. Называется «тюфяк», генуэзцы их на кораблях и крепостных стенах ставят.

– Зачем? Громом пугать?

Нури с сожалением посмотрел на Ивана:

– Вы там совсем одичали в своей Московии. Поехали, покажу!

Нукеры перегрузили одну из пушек на другой воз. Нури бросил рядом два мешочка – легкий и потяжелее. Выехали на берег Итиля, отъехали подальше от пристаней, сгрузили. Словно опытный пушкарь, татарин забил в ствол порох, прочистил и заполнил запальное отверстие. Засунул и притрамбовал пук шерсти. Высыпал из тяжелого мешочка мелкий каменный дроб и также пристроил его в трубу.

– Смотри!

Зашипел подожженный порох в запальном отверстии, искры фонтаном полетели во все стороны. Затем вдруг ахнуло так, словно над головою сверкнула молния. Кони испуганно прянули, сам Иван от неожиданности пал задом на песок. Но он все же успел заметить, как в полусотне саженей каменный веник взметнул воду, некоторые плоские камешки запрыгали рыбками по воде. Нури довольно ухмыльнулся:

– Если это в толпу выпустить, представляешь, что от нее останется? И конных и пеших на мелкие кусочки порвет!! Поставлю напротив своих ворот, пусть только кто попробует сунуться!