Спецназ боярина Коловрата

– Добро, Симеон Святославович. А скажи, как Евпраксинья пережила смерть супруга? Слышал что-нибудь? Я ведь в этот момент в Чернигове с княжичем был и не мог даже утешить ее.

Боярин Симеон Святославович не стал отвечать, а отвел взгляд.

– Чего молчишь, Симеон Святославович? – вновь спросил боярин Евпатий Львович.

– Да что тут говорить, боярин Евпатий, коли хочешь ответ на свой вопрос, так слушай. Княжич Федор пал не в бою.

– Как не в бою? Что случилось?

– В общем, решили переговорить с монголами, и он поехал к ним с предложением мира. Эти басурмане, пользуясь тем, что он пришел к ним, потребовали, чтобы он предал всех, сел вперед других на великокняжеский стол и признал себя слугой великого царя и хана. Даже вперед отца.

– И что ответил мой двоюродный брат? – вступил в разговор княжич Игорь Ингварьевич, который, ехав чуть впереди, прекрасно слышал, о чем говорит его наставник. – Что он сказал басурманскому царю?

– А сказал он, княже, что негоже так, и принял за свои слова лютую смерть! Царствие ему небесное.

Проговорив эти слова, боярин Симеон снял меховую шапку и перекрестился. Боярин Евпатий поступил так же.

– Дальше рассказывать, боярин, или не тревожить раны?

– Говори, что дальше было.

– Коли хочешь знать правду – слушай. Княжна Евпраксинья, услышав об этом, взяла ребенка, младенца Ивана, и вместе с ним руки на себя наложила. Нет их больше. Вот такие дела, боярин. Знал, что Евпраксинья тебе словно дочь, и посему не говорил. Говорят, что басурманский царь, прослышав про ее красоту, хотел ее себе в жены взять. Вот она и руки на себя наложила – думала беду от Рязани отвести. Так люди говорят, боярин.

Боярин Евпатий Львович стиснул зубы, чтобы не зареветь. Монголы! Вы причинили мне такую боль, какой я никогда не чувствовал. Я отомщу! Я не остановлюсь и буду биться с вами до самой смерти!

– В общем, боярин, такие вот дела. Нет больше ни Евпраксиньи, ни Федора, ни Ивана. Великого князя словно подменили. Говорят, он смерти в бою искал, но та миновала его.

Я так никогда и не увидел Ивана, никогда, думал боярин Евпатий. Судьба, что же ты творишь? Почему мне выпала такая доля?

– Вот что я скажу тебе, боярин Симеон Святославович. Ты людям, которые за твоей спиной едут, жизни сохранить должен, а мне смерть найти хочется. Плохой из меня будет воевода. Веди рать. Я хочу лишь умереть.

– Евпатий Львович, – вскрикнул княжич Игорь Ингварьевич, разворачивая коня, а затем голосом, готовым сорваться на плач, произнес: – Ты не должен умереть! Ты нужен мне! Ты нужен земле рязанской!

– Я хочу лишь умереть. Послушай, княжич, я уже умер, и только тело мое здесь.

– Нет! Нет, боярин, ты сильный и могучий, и ты переживешь этот удар. Это Господь тебя испытывает!

– Послушай, Игорь, ты уже не нуждаешься в наставнике. Мой долг теперь перебить как можно больше басурман, которые вошли в Русскую землю. Меня уже там, – боярин Евпатий Львович указал на небо, – ждут.

– Не у тебя одного потери, Евпатий, все, кто едет здесь, пострадали. У кого погиб брат, у кого сын. Чтобы ты знал, скажу тебе так. Рязань не выстоит. Скорее всего, она уже пала. Силы врага таковы, что он может по телам подняться на стены! Никогда не было такого могучего воинства, как то, что обрушилось на Рязань. У меня в Пронске жена и две дочери. Старший мой сын пал под Воронежем, а младший едет в этом войске. Слышал я, что Пронск сожжен и не осталось там ни одного человека в живых. Мои, видно, тоже на небе! Скажи, мои потери меньше? Я тоже хочу лишь умереть. Все здесь хотят лишь умереть.

Демид Твердиславович и хан Батый

Монгольские воины вели к своему повелителю боярина Демида Твердиславовича. Он старался сохранить достоинство и поэтому пытался не привлекать внимания своих провожатых. Монголы же не проявляли к нему никакого уважения и, подведя его к всаднику, заставили опуститься на колени. Снег был грязным и мокрым, но боярин склонил голову и дотронулся лбом до земли.

– О великий царь и хан, – заговорил боярин Демид Твердиславович, обращаясь к всаднику, – я твой истинный слуга и смиренно стою перед тобой на коленях. Город Рязань отныне твой, а его подлые правители пали под ударами твоих воинов.

При этих словах Демид Твердиславович хотел умереть на месте. Как я низко пал, думал боярин. Вот дернул меня тогда дьявол взять подарки хана и возжелать власти! Сейчас я с честью был бы в раю у Господа, как убиенный на поле брани, а так, словно пес, валяюсь в ногах у захватчика.

– Ты тот самый Демид, что был другом правителя Рязани? Чего ты хочешь – жизни? Власти? Почета? – спросил хан Батый у Демида Твердиславовича.

Глядя на лежащего у него в ногах человека, хан Батый размышлял. Мне противны предатели, и меня радуют люди славные: на них можно положиться, и они будут служить достойно. Такие вот, как этот, мерзкие предатели. Вступив однажды на стезю предательства, они уже никогда не сойдут с нее. Я желаю отрубить ему голову, но не могу так поступить, так как от этого гнусного червя может быть польза.

– Встань! Я знаю о твоих заслугах, – проговорил хан Батый.