Рев Лотара походил на отзвук какого-то чудовищного музыкального инструмента, вышедшего из мастерских ада, совмещая в себе ревущую мощь церковного органа с истошным визгом «беню кож»[54] – омерзительного инструмента бретонских язычников, состоящего из кожаного бурдюка с дюжиной трубок.
– Пали, говорю! Пали! Залпом, черт вас дери!
Кажется, его крики уже не имели силы. Даже преданные венецианские наемники, хорошо знавшие цену многим вещам на свете, первое место в своем прейскуранте отводили собственной жизни.
Кто-то, завопив, уже провалился под лёд и теперь, выронив оружие, визжал от боли, пытаясь впиться в край стремительно истончающимися пальцами. Кого-то окатило жидкостью из пролома – и он беззвучно катался по снегу, пытаясь сорвать с себя дымящуюся одежду. Кто-то… Гримберт заставил сенсоры смотреть строго вперед, отключив периферийное зрение. Он не знал, что за дрянь заключена подо льдом, как не знал и того, вступит ли она в реакцию с бронированной сталью. Единственное, что он знал уже доподлинно – эта дрянь очень любит органику. Любую органику. Где-то позади вновь закричал Лотар, но в этот раз уже не от ярости – не то от боли, не то от ужаса – страшно закричал, во всю силу своих многочисленных легких…
Гримберту не хватило до берега каких-нибудь пятнадцать метров. Стремительно истончающийся и дробящийся лед какое-то время мог выдерживать взгроможденный на него вес, но двадцать три тонны рыцарского доспеха были чрезмерной ношей.
Льдины вдруг поднялись прямо перед ним, с хрустом переломились и опрокинули его вниз, в непроглядную бездну, полную пенящейся жижи. Прочь от него, рокоча в динамиках, устремились созвездия из воздушных пузырей. Подобно душам праведников, они тут же устремились вверх, переливаясь в струях рассеянного солнечного света, он же камнем пошел ко дну, как и полагается всем грешникам.
Гримберт инстинктивно дернулся всем телом, как пловец, пытающийся всплыть на поверхность, но доспех лишь неуклюже шевельнул орудийными стволами, тщетно пытаясь имитировать движения хозяина. Жидкость подо льдом, может, и не была водой, но своей плотностью слишком уступала этой груде стали.
Выбраться. Гримберт едва было не активировал экстренное открытие бронекапсулы, но мысль эта, хвала Господу, истаяла сама собой, как только он сообразил, что будет, когда бронекапсулу захлестнет этой дрянью. Черт, он, пожалуй, растает еще до того, как успеет вытащить из черепа нейроштифты…
– Господи, Господи, Господи, – бормотал он одними губами, но слова эти, утратив свой смысл, звенели в черепе колокольным звоном. – Дьявол, дьявол, дьявол…
Если бронекапсула не герметична, если в обшивке есть хоть одно отверстие… Если он не загерметизирован… Если…
Он вдруг содрогнулся в кресле от мягкого толчка – это лапы рыцаря коснулись дна.
Озеро подо льдом оказалось не таким и глубоким, он смутно видел контуры дна в зыбком, пробивающемся с поверхности солнечном свете.
Не паниковать, приказал он себе, ощущая, как капли пота кипят на раскаленной коже. А может, это и не пот вовсе, а просочившаяся внутрь кислота из этой огромной чаши… От ужаса он едва не рванул доспех вперед изо всех сил, разрывая и без того подточенные временем стальные связки и сухожилия.
Нет. Нельзя спешить. Даже не видя ничего вокруг, он твердо знал направление, а дно было достаточно ровным и каменистым, чтобы он мог идти по нему, как по твердой земле. Ему попросту надо держать курс и не поддаваться панике. Тогда есть надежда выбраться. Тогда…
Гримберт мысленно приказал сердцу не трепетать в груди, обливаясь горячей кровью. Приказал так, точно оно было простейшим сервонасосом. Не паниковать. Пауки не паникуют. Даже оказавшись в исполинской ванне, полной агрессивной концентрированной кислоты, огражденные от нее лишь тонкой стальной скорлупой…
Он заставил доспех двинуться вперед спокойными размеренными шагами.
– Неси меня, – пробормотал он одними губами, ощущая, как натужно работают его стиснутые под броней потроха и механизмы. – Неси меня, ты, старый железный ублюдок. Вытащи меня отсюда – и я отблагодарю тебя, как умею. Облачу в многослойную пакетную сталь, лучшую из всех, что существуют на свете. Подарю самые совершенные в мире сенсоры и радары. А еще я дам тебе имя. Настоящее имя, как и полагается всякому рыцарю. Только вытащи меня отсюда, только не вздумай испустить дух, только не…
Голубая бездна вдруг разошлась перед глазами, плеснув напоследок тяжелой ленивой волной по лицевой броне. Гримберт совсем рядом увидел истыканный обломками льда берег и двинулся к нему с тяжелой грацией грузового трицикла. Жидкость потоками стекала с его наплечников, ему казалось, что он ощущает ее пробивающийся в кокпит запах, отдающий ржавчиной.