Спектакль

Они непринужденно, прогулочным шагом подошли к кондитерской. Сладость витала в воздухе под козырьком, дразня прохожих ароматами шоколада и карамели. Натали заглянула в окно. Месье Перчаткин с искренней радостью рассматривал конфеты, соединив кончики пальцев.

– Он и на тела в морге так смотрит? – пробормотала Натали.

Симона то ли и вправду не расслышала, то ли сделала вид. Почему она так не хочет верить, что это он?

Месье Перчаткин купил две большие шоколадные конфеты и одну сразу положил в рот. Симона и Натали добрели до витрины мясной лавки, притворяясь, что читают прейскурант на двери, пока он вышел, продолжая насвистывать, из кондитерской. Они следили за тем, как он повернул налево и направился дальше по тротуару прочь от них.

– Раз мы уж тут, – сказала Симона, шагая обратно в сторону кондитерской, – можно что-нибудь купить заодно. Он не торопится, и правильнее всего сейчас будет зайти в магазин. Я угощаю.

– Merci, – сказала Натали рассеянно. Она глаз не хотела спускать с месье Перчаткина, чтобы он не затерялся в толпе. – Я останусь здесь.

Симона зашла в лавку, а Натали смотрела, как мужчина усаживается на скамейку на трамвайной остановке, продолжая насвистывать. Вторая шоколадная конфетка у него была в руке, он расстегнул пиджак другой рукой, и…

«О боже».

Там, в его кармане, было какое-то существо, которому он скормил конфету. Натали подошла ближе, чтобы рассмотреть получше.

– Ну ты и напарница. – Симона легонько толкнула ее локтем в спину. – Я тут тебе несу клубнику в шоколаде, а ты ушла.

Натали, не поворачиваясь, взяла из ее рук клубнику.

– Крыса. Смотри. У него в кармане крыса, и он ее кормит.

Симона проследила за ее взглядом.

– Я не знала, что крысы едят шоколад.

– Я не знала, что люди их держат в карманах.

Паровой трамвай подошел к остановке, прервав их разговор. Месье Перчаткин спрятал крысу и устремился к открытой двери.

– Скорее! – Натали поспешила к трамваю, Симона – за ней, бормоча что-то о глупых затеях. Они вскочили внутрь и сели в четырех рядах от месье Перчаткина, на верхнем этаже. Он наконец прекратил свистеть.

И вот так они и сидели, остановку за остановкой, больше часа, пока люди входили и выходили из трамвая – все, кроме месье Перчаткина. Они уже дважды проехали маршрут трамвая по кругу.

– Может, он знает, что мы следим за ним, поэтому не выходит? – сказала Натали.

– Или он просто странный человек, любящий перчатки, которому нечем заняться, кроме как весь день кататься по Парижу на общественном транспорте. – Симона помотала головой. – Прости, Натали. Знаю, что ты надеялась на открытие, но это было бессмысленно. Мне пора идти на репетицию. Если я сойду на следующей остановке и пойду домой пешком, то как раз успею.

Натали глянула на месье Перчаткина, а потом обратно на Симону.

– Я могу последить за ним сама.

– Ты все еще не убеждена?

Натали не ответила.

– Я не сойду с этого трамвая без тебя, – сказала Симона. Рот ее искривился от раздражения. – Говорю тебе.

Натали прижалась к спинке сиденья.

– Я думала, ты считаешь его безобидным.

– Да. Но я не думаю при этом, что разумно слоняться по Парижу весь день. Ты не мыслишь ясно, Натали. Мы выходим из трамвая.

Натали знала этот решительный, но сестринский взгляд в глазах Симоны. Это был не блеф.

Они помолчали, а трамвай завернул за угол и замедлился перед остановкой.

– Ну! – сказала Симона.

Натали надула губы. Выбора у нее не оставалось; она не могла заставить Симону опаздывать на работу ради авантюры, которая не принесла никаких плодов, кроме информации о том, что у этого мужчины была в кармане крыса и что он любит шоколад.

– Трамвай дальше поедет, если мы сейчас не выйдем. – Симона умоляюще посмотрела на нее.

Натали встала, ссутулившись, выше Симоны ростом, но при этом ощущая себя много меньше нее. Они молча вышли из трамвая.

– Пожалуйста, перестань думать об этом мужчине. Тебе это не пойдет на пользу, – Симона обняла Натали. – Кстати, послезавтра у меня выходной. Селеста снова болеет, и мама попросила за ней присмотреть пару часов, чтобы она могла поработать на рынке. Можно после этого сходить в музей восковых фигур.

– С удовольствием, – сказала Натали, стараясь выглядеть заинтересованной и следя при этом за трамваем. – Я принесу тебе и Селесте обед.

Симона перешла улицу в сторону своего района. Натали помедлила у бордюра, глядя на людей, садящихся в трамвай. Какой-то мужчина напугал ее, пронесшись мимо нее, чтобы успеть.

Она едва могла видеть голову месье Перчаткина сквозь окно. Трамвай отъехал и, когда заворачивал за угол, тот повернул голову.

Он поймал ее взгляд, не отрываясь от нее, пока трамвай не исчез из виду.

Натали было не по себе до конца дня. За ужином она только и делала, что двигала еду по тарелке (и скармливала ее Стэнли под столом), сказав, что они с Симоной плотно пообедали, когда мама спросила, почему у нее нет аппетита.

Она терпеть не могла врать маме, искать оправдания, говорить ей полуправду. Ее беспокоила сказанная ложь и та, которую она готовилась сказать; с тех пор как начались видения, она выбрала удобство, а не правду. Ощущение нечестности было ей противно.