Спастись ещё возможно

— Я был у него, — сказал он сразу, как только сняли трубку, — но непохоже, чтобы он начал колоться на бабки. Он конечно уже не тот, что раньше, но и не фраер.

— Ничего, попрессуем его, обмякнет — резко ответили на том конце, — и не таких обламывали…

— Не знаешь ты Прямого… — попытался, было, настаивать Фока, но его грубо оборвали:

— Не буксуй и привяжи метлу, я знаю, что делаю, жди моего звонка.

* * *

Под вечер неожиданно напомнил о себе майор Борский. Он позвонил и настойчиво попросил о встрече.

— Я сам зайду, — сказал он не терпящим возражения тоном, — я рядом, буквально у вашего подъезда.

“Вот насели, — только и подумал Сергей, — покоя нет”.

Он провел опера на кухню и честно признался:

— Угощать мне вас нечем, могу, если желаете, предложить стакан воды.

— В общем, так, — отказавшись от угощения, начал Борский, — ваши байки не подтвердились: ни одна, ни другая. Нет никаких потерпевших в баре “Бавария”, и, соответственно, никакого дела — все туфта. То же с Глушковым. Жив он, гражданин Прямков, жив-здоров, о чем у меня имеются подтверждения от его гражданской супруги и, значит, ее матери, а его, соответственно, тещи. Сейчас он временно проживает за границей, по коммерческим, так сказать, соображениям, но регулярно пишет и даже приезжает. Письма от него мне показали. Последнее — месяца три назад пришло из Лондона. Вот такие пироги. Что скажете, гражданин Прямков?

Сергей молча переваривал услышанное — это были довольно неожиданные известия. Хотя…

— Жив, говорите? — спросил он, наконец. — А вы поинтересовались, на ком числятся квартиры — четыре, если я не ошибаюсь? — два Мерседеса, ну, и прочее барахло? Паша в последнее время никому не доверял, все на себя оформлять стал, хотя его и отговаривали. Так вот, эти самые гражданки, о которых вы говорите, попросту чужую собственность присвоили и поэтому легенду о якобы живом Паше сотворили.

— Эту вашу очередную байку тоже можно проверить, но вас придется привлечь, — недобро покачал головой Борский, но тут же, помягчав, предложил: — А не хотите ли сесть по другому поводу? Ведь вам этого хочется? Дел-то уйма нераскрытых. Помогите и себе, и людям. А я вам подберу самое достойное, а?

— Я не намерен шутить, — твердо сказал Сергей.

— Я тоже, — подтвердил майор, — поэтому просвещу вас еще по одному поводу. Вот у меня кой-какие материалы, — он достал из дипломата картонную папку с надписью “Дело”, — касательно вашего папаши. Им почему-то прежде не давали хода. А наверчено у вашего предка, будь здоров! — лет на восемь с конфискацией. Дело пойдет в ход, если вы не пойдете кое в чем нам навстречу. Давайте договоримся: про вашу явку с повинной я забываю (что поделать, каждый может ошибиться) — минутная слабость, так сказать; отца вашего тоже трогать не буду и поспособствую, чтобы братва его в покое оставила, а то ведь и за меньшие прегрешения рыб кормить отправляли. А вы, в свою очередь, меняете адресата вашей благотворительности и вместо монастыря жертвуете деньги, вырученные от продажи квартиры, в фонд помощи обездоленных и больных заключенных. Дело, скажу вам, благородное и нужное. Может быть, когда-нибудь и в газетах про вас напишут. Ну что, согласны?

— Я бы конечно вышвырнул тебя вон, — совершенно ровно, без всякой злости, сказал Сергей, — но пообещал себе подобного не делать. Так что — пошел вон сам.

— Гонору в тебе полно, — майор встал и ткнул пальцем Сергею в грудь, — но скоро ты запоешь иначе, обещаю! Я тебя завтра же закрою, гнида, в прессхату! Пойдешь у меня по самой гнилой статье, бомжата!..

— Тогда, до завтра, — сказал Сергей и указал рукою на выход. Когда дверь, наконец, закрылась, Сергей взглянул на часы: было без пятнадцати минут девять.

* * *

В девять вечера Фока закончил все дела и, сидя в джипе, размышлял, куда бы поехать отдохнуть. “Только не в «Мефисто», — поморщился он, вспомнив вчерашнюю отвратительную до рвоты тамошнюю девицу Лолу, с которой, одурманенный коньяком, провел вечер и ночь. “Начну с «Олимпии»”, — решил он, наконец…