Спастись еще возможно

«Нет, она все знает», – запаниковал Прямой и до боли стиснул зубы. Ему и нечего не оставалось, как слушать бред цыганки, порой вовсе не имеющий смысла и от того, наверное, проникающий в сознание лишь фрагментарно.

– Ты им не верь, они хоть сраму не имут, но и правды не знают… – сипела цыганка, – ты все правильно делаешь, только зря хочешь им верить… компедиум вселенной… насчет женитьбы точно тебе скажу – будет… модус операнди… казенного дома никак тебе не миновать, если… все составляющие должны соединиться через творение… божественное и человеческое сознание соединяются в священном браке… «Какая чушь, – думал все время Прямой, – Павел Иванович, цыганка, ее бред – фуфло…»

– А о России ты как мыслишь? – спросила вдруг цыганка хоть о чем-то понятном. – Это ведь я о ней, это ей предстоит женитьба…

– Да не думаю я ничего, – безразлично сказал Прямой, – живу и все. Будет желание – свалю. Но пока мне и здесь ништяк. А ты… – он решил вдруг грубым напором завершить дело, – ты, старая, в натуре порожняк не гони и фуфло не толкай, говори дело, что про Павла Ивановича знаешь?

Старуха улыбнулась, сверкнув золотыми фиксами, и покачала головой:

– Ой-ой-ой, будет тебе болезный и дорога дальняя и пиковый интерес и известия нежданные, и дом казенный, но позиций не сдавай и сторублевками зря не кидайся – не дело это. Будь, кем был – спуска не давай и обид не прощай. Так-то. Скоро, может, и свидимся. А Иваныча твоего не знаю, много чего знаю, а его нет. Ступай, болезный, и ручку позолоти…

«Врет, карга старая, – окончательно уверился Прямой, – наплела с три короба, а правды не сказала…» Он кинул на ящик поверх непонятных разрисованных карт как раз сторублевку и, зло зыркнув глазами на цыгана, который все это время неподвижно стоял метрах в пяти поодаль, подался прочь, а Папесса закричала ему вслед:

– Брачная церемония уже началась. Россия пройдет путем нового творения и соединится с древней мудростью Сераписа. Не опоздай…

Но Прямой уже вышел за ворота. Тут будто кто-то встряхнул калейдоскоп, и узор в его голове мгновенно изменился: цыганка Папесса вместе цыганом-партизаном укатились в самую глубину сознания, и даже Павел Иванович перестал маячить, а сразу обрушились все разом проблемы – предъява Скока, гибель Гриши Функа, чехи, его забытый «Мерседес»…

* * *

Да, «Мерседес»… Пора было садиться на колеса и что-то предпринимать. На углу Некрасова и Музейного переулка Прямой посмотрел в сторону еще дымящегося Гришиного «Бимера». Народа там не уменьшилось, но любопытных пооттеснили менты, ряды которых тоже пополнились. А «скорой» уже след простыл… Он отвернулся и быстро зашагал к бывшему Дому политпроса. На углу остановился и оглядел стоянку. На ней было три машины: пустая светло-серая «Волга», его серебристый «мерин» и раздолбанный зеленый «каблук» с поднятым кверху капотом. Худощавый паренек в замызганной спецовке ходил кругами вокруг, помахивая разводным ключом. Зачем-то он то и дело постукивал по скатам, заглядывал под днище и пытался раскачивать кузов. Прямой насторожился и несколько минут рассматривал безтолкового юнца. Нет, этот поц и на драного кадета4 не потянет, решил он и медленным прогулочным шагом двинулся к «Мерседесу». Паренек даже не посмотрел в его сторону, он, явно нервничая, низко склонился к мотору и сильно колотил невесть куда разводным ключом. Худосочная спина его покосилась и будто подмаргивала смешно дергающейся правой лопаткой. Прямой, протянув руку, отключил сигнализацию и центральный замок и хотел уже сесть, когда его вдруг окликнули:

– Дядь, помогите, – это паренек обернулся к нему юной чумазой, едва не плачущей физиономией, – бензопровод у меня, кажись, того, – отказал.

– Что? – скривился Прямой. – Как это отказал? Сломался? Потек?

– Да нет, того, отказал, – виновато улыбнулся паренек и обеими руками указал на двигатель, – посмотрите…

У Прямого как-то нехорошо екнуло сердце, по спине проскочила легкая дрожь. На понт берет? – мелькнула мысль, но юное лицо молодого шофера смотрелось таким доверчивым и беззащитным, что он махнул рукой:

– Ладно, показывай…

Он подошел и склонился рядом с чумазым пареньком.

– Вот! – тот указал на какую-то грязную масляную трубку. – Вот…

И это было последнее, что увидел Прямой, прежде чем в глазах у него вспыхнули тысячи искр, и все поплыло, закрутилось, закружилось…

* * *

Двумя часами раньше. Район Пскова Любятово

«Лей, ливень, не жалей…» – орал растекшийся в задымленном воздухе заведения искаженный голос. Казалось, над клубами сигаретного дыма завис сам неистовый певец и заклинает Небо послать живительной влаги. Но возможно, ему не хватало децибел или чего-то еще – в общем ничего не менялось, если не считать некоторого искривления пространственно-временного континуума, рождающее ломаную перспективу зала и искажение лиц всех присутствующих. Хотя, к последнему певец, возможно, не был причастен…