Спаситель

Он проклинал собственную неосторожность. Бобо отругал бы его за такой непрофессионализм.

Дверь заперта, но все же он огляделся по сторонам, высматривая, чем бы воспользоваться, если пришелец как-то сумеет ворваться в квартиру.

Нож. Хлебный нож Мартины, которым он только что резал хлеб. На кухне.

Новый стук в дверь.

Еще есть пистолет. Без патронов, конечно, хотя напугать разумного человека вполне может.

Проблема в том, что он сомневался в разумности пришельца.

Этот человек приехал на машине, припарковался возле дома Мартины на Соргенфригате. Он не видел его, пока случайно не подошел к окну и не скользнул взглядом по автомобилям у тротуара. Тогда-то и заметил в одном из них неподвижную фигуру. А когда фигура шевельнулась, наклонилась вперед, чтобы лучше видеть, понял, что оплошал. Что его обнаружили. Отошел от окна, выждал полчаса, потом опустил рольгардины и погасил весь свет в квартире Мартины. Она сказала, что лампы выключать не обязательно. Отопление в квартире регулирует термостат, а поскольку девяносто процентов энергии электролампы — это тепло, экономия, достигнутая выключением света, уйдет на обогрев, ведь термостат почувствует потерю тепла.

«Элементарная физика», — пояснила она. Лучше бы объяснила, что происходит сейчас. Кто там — безумный жених? Ревнивый поклонник, которому дали отставку? Во всяком случае, это не полиция, потому что за дверью снова послышался вой, горестный, отчаянный, прямо мороз по коже дерет.

— Мар-тина! Map-тина! — Несколько неразборчивых слов по-норвежски и чуть ли не со всхлипом: — Мартина…

Он понятия не имел, как парень зашел в подъезд, однако теперь услыхал хлопанье других дверей и чей-то голос. В быстрой чужой речи уловил уже знакомое слово: полиция.

Соседняя дверь захлопнулась.

Человек на площадке горько застонал, пальцы заскребли по двери. И наконец донеслись удаляющиеся шаги. Он облегченно вздохнул.

День выдался долгий. Утром Мартина отвезла его на железнодорожную станцию, и он электричкой добрался до города. Там первым делом прямо на вокзале зашел в турагентство и купил билет на завтра, на последний вечерний авиарейс до Копенгагена. Тамошний сотрудник никак не отреагировал на норвежскую фамилию, которую он назвал: Халворсен. Заплатил он наличными из бумажника Халворсена, поблагодарил и ушел. Из Копенгагена он позвонит в Загреб, договорится, чтобы Фред прилетел туда с новым паспортом. Если повезет, на Рождество он будет дома.

В трех парикмахерских, куда он заходил, ему сказали, что перед праздником у них очереди по записи. В четвертой кивком показали на молоденькую девчонку, которая, потерянно сидя в углу, жевала резинку. Ученица, сообразил он. После нескольких тщетных попыток объяснить, чего хочет, он показал ей фотографию. Она перестала жевать, посмотрела на него из-под густо накрашенных век и спросила на английском, почерпнутом из передач MTV: «You sure, man?»^[54]

Потом он на такси доехал до Соргенфригате, отпер квартиру Мартины полученным от нее ключом и стал ждать. Несколько раз звонил телефон, в остальном все было спокойно. До тех пор, пока он по дурости не подошел к окну освещенной комнаты.

Он повернулся, собираясь возвратиться в комнату.

И тут в дверь снова замолотили. Воздух задрожал, лампа над головой закачалась.

— Мар-тина!

Он услышал, как человек за дверью опять с разбегу бросился на дверь, которая чуть ли не прогнулась внутрь.

Еще дважды прозвучало ее имя, еще дважды он налетал на дверь. Затем послышались быстрые шаги вниз по лестнице.

Он прошел в комнату, стал у окна, увидел, как парень выбежал из подъезда. А когда тот отпирал машину и на него упал свет фонаря, он узнал его. Тот, что помог ему с ночлегом в Приюте. Никлас, Рикард… что-то в таком роде. Взревел движок, машина быстро скрылась во мраке.

Через час он уже спал и видел во сне места, где когда-то бывал, а проснулся от топота ног на лестнице и шлепков газет, брошенных к дверям.

Харри проснулся в восемь. Открыл глаза и принюхался к шерстяному одеялу, которое частью прикрывало лицо. Запах кое о чем напомнил, и он отбросил одеяло. Спал он крепким сном без сновидений и проснулся в странно приподнятом, прямо-таки радостном настроении.

Он прошел на кухню, поставил кофе, умылся прямо здесь, над мойкой, тихонько напевая «Morning Song» Джима Стерка. Небо над низкими холмами на востоке рдело, словно девушка, последние звезды блекли и исчезали. Таинственный, новый, нетронутый мир раскинулся за кухонным окном, белый и радостный уходил к горизонту.

Харри порезал хлеб, нашел сыр, налил в стакан воды, а в чистую чашку — дымящийся кофе, поставил все на поднос и отнес в спальню.

Растрепанные черные волосы разметались по подушке, дыхания почти не слышно. Он поставил поднос на ночной столик, сел на край кровати и стал ждать.

Аромат кофе потихоньку распространялся по комнате.

Она задышала неровно. Приоткрыла глаза. Увидела его, потерла лицо и потянулась, замедленными, смущенными движениями. Словно бы включилось реле — ее глаза светились все ярче, на губах заиграла улыбка.

— Доброе утро, — сказал Харри.

— Доброе утро.

— Завтрак?