— Все это идет от души, — сказал Вик. — Во мне просыпается какое-то знание, которое, возможно, всегда было во мне, только я его раньше не ощущал. А может быть это что-то другое. Этот мир очень сложен, и мы успели понять только малую часть, а уже возомнили себя венцом вселенной.
— Да уж венец, — горько усмехнулся Майк. — Харкающий кровью, умирающий от всевозможных болезней, гниющий заживо от своей же глупости. Сейчас бы найти того венца вселенной, кто придумал эту страшную бомбу и показать ему то, что он натворил со всеми нами.
— Люди, которые придумали атомную бомбу, уже все благополучно умерли, — сказал Вик. — И, когда они её придумывали, то думали, что делают это для блага своей страны.
— Давно сказано, что дорога в ад вымощена благими намерениями, — сказал Майк. — И только сейчас эта мысль обрела свое практическое воплощение, мы создали ад на самой земле.
— А я подумал о том, что, когда люди уничтожили всех хищников, которые им угрожали, — сказал Вик — Тогда они сами разделились на группы и стали хищниками друг для друга.
Мы, как один биологический вид, не должны уничтожать друг друга, но мы это делаем. Самое забавное в том, что стоит появиться какой-то угрозе, мы сразу объединяемся, забыв все распри, а потом снова ссоримся и делимся на группы. И из этого сразу понятно, что против программы размножения работает программа нашего уничтожения.
— Как-то перед войной я прочитал книгу, — сказал Майк. — В ней автор с непонятной мне горячностью пытался объяснить, что люди, это биологические роботы, созданные инопланетянами для каких-то своих целей. А теперь и ты рассказываешь мне то же самое.
— Не то же самое, — пожал плечами Вик. — Мы не более роботы, чем все, что нас окружает, или окружало. И животные, и насекомые, и растения, все вокруг работает по одной программе, просто используются разные ее вариации.
Считать, что только люди запрограммированы, это наша обычная человеческая спесь.
А мы ничем не отличаемся, мы такие же, как всё живое вокруг. Единственная разница в душе, но это просто следующий этап развития.
— Вчера ты начал рассказывать об этом, но я тебя перебил, — сказал Майк. — Значит, ты считаешь, что все-таки душа и есть наш путь дальнейшей эволюции?
— Надеюсь, что это так, — сказал Вик. — Иначе все теряет смысл. С момента появления человека на этой земле, за многие тысячи лет он почти не изменился, тело осталось тем же, как и мозг, мы не стали умнее, сильнее, быстрее. А все в этом мире построено на развитии и на изменении. Если не меняется тело, то значит, должно меняться что-то другое.
— Конечно, — рассмеялся Майк. — И, в конце концов, мы все должны стать богами, так? То есть душами переростками?
— Не все, — вздохнул Вик. — Единицы из нас, или никто. Это только путь развития, но это совсем не значит, что мы сможем его пройти.
— Как-то не набираешься оптимизма после разговоров с тобой, — сказал Майк, он встал и стал собирать свой рюкзак. — Нам нужно идти. Я ничего не знаю про эволюцию души, но знаю, что, если мы не покинем эту радиоактивную клоаку, мы умрем.
— Ты прав, — сказал Вик. — Пойдем дальше, а оптимизма в моих словах гораздо больше, чем в твоих.
Потому что тело смертно, оно всего лишь временное вместилище, а душа имеет возможность пожить не в одном теле, а в нескольких, а значит приобрести опыт и знание. Те души, что потеряли свое тело в этой войне, воплотившись снова, будут помнить о ней. А значит, может быть, люди сумеют сделать так, чтобы это больше никогда не произошло.
— Единственное, чему учит история человечества, так это тому, что оно ничему никогда не учится, — сказал Майк. — У человечества очень слабая память, и даже, если наши души будут что-то помнить, то кто их услышит? Кто из живых помнит о своих прошлых жизнях, если они были?… Вот-то и оно, что никто, если не считать тебя. Но тебя можно и не считать, ты у нас чокнутый, поэтому проходишь совсем по другим законам.
Глава четвертая
Они вышли из дома, по-прежнему было сумрачно, трава и земля были влажной после ночного дождя.
— Что ещё интересно, так это то, что от радиации не погибли растения, деревья, да и мелкие животные, — сказал Майк. — В городе я видел много крыс, а здесь только что видел мышь.
— Крыс, действительно, развелось много, — сказал Вик. — У них теперь много пищи, они никогда не отказывались от мертвечины.
Растениям, конечно, не сладко, им нужно солнце, а его нет. Когда солнце только начало исчезать, все деревья в городе по несколько раз за год сбрасывали листву, считая, что наступила осень.
А нет солнца, значит, нет и тепла. Я думаю, что тот страшный холод, который наступит года через два, деревья, да и многие животные не перенесут.
— Это очередное твое пророчество? — спросил Майк.
— Не мое, — улыбнулся Вик. — Это опять Нострадамуса, а звучит оно так. —