Спаситель океана, или повесть о странствующем слесаре

Ударь он кого-нибудь, и мы бы разбежались кто куда. Но его расправа над Зоиным бутербродом настолько парализовала нашу волю, что мы послушно выстроились в колонну по одному.

– Шагом марш! – скомандовал Великий Реалист, и мы покорно побрели на улицу.

Вениамин шагал сбоку на командирском месте и воинственно на всю улицу рассуждал:

– Я его сейчас ногой – раз! Он мне – раз! А я падаю на спину и ему – раз! А вы заходите сзади! И ему тоже – раз! Под ноги!

А мы чувствовали себя несчастными, потому что нас гнали чинить явно несправедливое дело. И самое ужасное заключалось в том, что теперь хулиган нам был ни капельки не страшен

– Правое плечо вперед! – скомандовал Вениамин, и наш отряд вступил в соседний двор.

Оладушкин сидел на скамейке прямо напротив ворот и – неслыханное дело! – читал книгу. Услышав топот наших ног, он поднял голову и, наверное, целую вечность – так показалось мне – удивленно рассматривал нас. Потом его ноздри раздулись по-боевому, он положил книгу рядом с собой на скамейку и начал медленно подниматься.

– В атаку! Бей его! – завизжал наш верховный главнокомандующий.

И через секунду оказался на крыше сарая. А мы – Феликс, Яша и я – повисли в могучих руках Оладушкина, точно связка африканских бананов. Он держал нас за воротники и потряхивал слегка, будто сбивал пыль. Я поискал глазами Зою, думал, может, хоть та жива-невредима, но Зои не было видно.

– Эй вы, жалкие трусы! – закричал Вениамин с крыши сарая. – Трое не можете справиться с одним, да? Вперед, мои рекруты, вперед!

– Ну-ну, империалисты, вперед. А я вот что сейчас сделаю с вами, – сказал Оладушкин. – Или «салазки» загну. Или сейчас увидите «Москву», колонизаторы. Хотя нет, теперь я сделаю по-другому: предам вас суду чести.

Пока он прикидывал, как с нами поступить, мы молчали, чувствуя свою вину и понимая, что сопротивляться не имеем никакого права.

И вдруг Яша, болтавшийся где-то рядом со мной, вздохнул и сказал:

– Оладушкин, не стесняйся! Наказывай нас! Мы не обидимся на тебя. Ты ведь борешься за правое дело!

Услышав из уст пленника такую необычную речь, Оладушкин поставил нас на ноги, изумленно спросил:

– А что же вы тогда, если знаете? Я-то что, я ведь раньше был темный человек, не понимал, что благородно, а что не благородно. А вы, ай-яй-яй, такие воспитанные дети и вдруг сознательно вторглись на мирную территорию.

Можно было все свалить на нового жильца, но, наверное, это было бы не совсем справедливо. Тут и наша была вина. Мы ведь даже не подняли восстания против тирана. Так что уж лучше было промолчать. И мы промолчали.

– Впрочем, я все понимаю, – сказал Оладушкин. – Вот кто виноват во всем! Этот кровавый диктатор! Этот истребитель мирных индейцев! – И он направился к сараю.

– Мама! – завопил Вениамин и полез на гребень крыши.

Будто услышав его призыв, в соседский двор вбежали Зоя и Базиль Тихонович.

– Оладушкин, ты опять за свое? – крикнул слесарь.

– Да я только хотел попугать, – смутился Оладушкин и отошел от сарая.

– Зачем? Он же сдался и так. Надо быть великодушным, Оладушкин, великодушным. – Слесарь покачал головой и спросил Вениамина: – Ты ведь точно сдался?

– А как же, на милость победителя! – охотно откликнулся Великий Реалист.

– Тогда слезай, – сказал Базиль Тихонович. Вениамин побоялся, что слесарь вдруг передумает и лишит своей защиты, и мигом очутился на земле.

– А теперь ступай домой, завоеватель несчастный, – сказал ему слесарь.

Но Великий Реалист уже понял, что гроза миновала, что теперь никто его не тронет и пальцем, и, вместо того чтобы поблагодарить Базиля Тихоновича за помощь, вдруг запетушился, начал на него наседать.

– А чего оскорбляете? Чего оскорбляете? – закричал он на слесаря. – Думаете, спасли, и все? А я человек гордый и не прощаю тех, кто меня спасал! Поняли? – И он удалился, засунув руки в карманы, чтобы видели все, какой он гордый и независимый человек. И я понял, что теперь у Базиля Тихоновича появился непримиримый и коварный враг.

– А знаете, кто он на самом деле? – спросил Базиль Тихонович, задумчиво глядя вслед Вениамину.

– Нет, – ответили мы дружно.

– Это молодой Рошфор!

– Какой же он Рошфор! Рошфор был благородным человеком. С ним даже подружился д'Артаньян! – возразил Феликс.

– Все правильно, – кивнул Базиль Тихонович. – Но это будет уже потом. Он еще станет лучше. Жизнь его научит многому. Учтите, нет неисправимых людей. В каждом человеке много хорошего. Только он иногда не знает этого сам.

– Кто бы мог подумать, что с нами разговаривал сам Рошфор! – сказал восторженно Яша.

А Базиль Тихонович вдруг на что-то отважился, и мы услышали из его уст поразительную вещь.

– Ребята, вы небось думаете, будто наш дом населяют рядовые, обычные люди, – сказал он. загораясь. – Это только кажется так. Вот истопник Иван Иваныч, кто он, по-вашему?

– Истопник, кто же еще? – сказал Яша с недоумением.

– Верно. Но не только истопник. Это Жан Вальжан! Помните книгу «Отверженные»? Так это написано про него.

Базиль Тихонович обвел наши лица торжествующим взглядом. Он наслаждался впечатлением, которое произвели на нас его слова.