Спаситель океана, или повесть о странствующем слесаре

– Прямо замучилась с сыном, – послышался голос матери Феликса. – Никак не могу заставить решить простую задачку. Ерзает за столом, вздыхает, грызет авторучку и думает, наверно, Бог знает о чем, но только не об уроках. Зашла к сестре, та жалуется на своего Яшу. У соседей тоже на Зою кричат. Павловна, а как ваш-то?

– Наш-то? Уже все решил, – вторично за этот день солгала бабушка. – Сейчас пойдет гулять.

– Вам хорошо, а мы со своими не знаем, что делать. Может, это эпидемия? Как вы считаете, Павловна?

– Эпидемия, – ответила бабушка, даже не задумываясь.

– Господи, – испугалась мать Феликса. – Пойду вызывать врача.

– Зачем врача? Врач тут не нужен. Справишься сама, – сказала бабушка, видимо не моргнув даже глазом.

Я не узнавал ее. Куда только делась ее степенность, которую она старалась привить и мне. Сегодня бабушка вела себя словно самая легкомысленная девчонка.

– И что нужно делать? Таблетки? Компресс? – спросила мать Феликса.

– Ни в коем случае. Тут необходимо другое средство: лю-бо-пы-то-терапия, – сказала бабушка по слогам, и я понял, что она только что сама сочинила это слово.

– Лю-бо-пы-то-терапия? – повторила мать Феликса. – Что же это такое?

– Курс лечения очень прост и доступен в домашних условиях, – браво сказала бабушка. – Отпустите сына во двор, и через двадцать минут ваш ребенок вновь станет нормальным.

– А как же уроки? – растерялась гостья.

– Выучит перед сном. Если ваш Феликс ляжет сегодня попозже, с ним ничего не случится. Так вот, зайдите к сестре и Зоиной маме и передайте то же самое. Скажите, это прописала я!

Мать Феликса, наверное, только пожала плечами. Я слышал, как она безмолвно закрыла за собой дверь. А бабушка вошла в комнату, напевая под нос что-то лихое о гусарах-усачах.

– Хватит томиться, марш во двор! – приказала бабушка и молодцевато промаршировала в смежную комнату, размахивая руками на солдатский манер.

Но я был самолюбив и не мог ей позволить считать, будто бы только и жду, как бы отступить перед трудностями. И потому остался на месте.

Минут через десять бабушка вышла из комнаты и изумилась, увидев меня за тетрадкой.

– Ты еще здесь, негодник?! – вскричала она. – А ну сейчас же во двор! Бессовестный, там ждут тебя товарищи! Ты один им можешь помочь!

Я взял тетрадь Базиля Тихоновича и вышел, усиленно скрывая радость и делая вид, будто подчиняюсь насилию, но едва за мной захлопнулась дверь, как ступеньки лестницы замелькали под моими ногами. Братья и Зоя уже сидели на старых бревнах, когда-то сваленных в углу двора.

Бревна давно почернели от времени, из трещин проросла трава. По словам бабушки, эти бревна привезли и сложили в углу двора еще в те далекие времена, когда она была девочкой. И будто бы она в детстве частенько сиживала на них, обсуждая дела со своими подругами. Потом на бревнах сидел мой отец – сын бабушки. Однажды она выбрала время, когда во дворе было пусто, взобралась на штабель и показала мне слово «Аня», вырезанное на бревне. Аней звали мою маму. А теперь на этих бревнах заседало наше поколение.

Феликс и Яша сумрачно смотрели в землю, а Зоя с отвращением разглядывала свой бутерброд, будто проснулась от долгого сна и обнаружила в руках какую-то гадость.

Я перешел на бесшумный разведочный шаг, но чуткий Яша посмотрел в мою сторону и тут же подал сигнал – наступил братцу на ногу, а затем так двинул локтем Зою в бок, что та уронила свой бесценный бутерброд на землю.

Вся троица уставилась на меня. Лица ребят засияли от радости: еще бы, после таких испытаний их друг все еще был живым и невредимым, – а затем эту радость сменила обида. Именно потому что они беспокоились обо мне, а я в это время жил как ни в чем не бывало. Я понял, что ребята правы, и мне стало стыдно за свое цветущее здоровье.

И мои друзья совершенно законно сделали вид, будто им хорошо. Они прикинулись, будто не замечают меня, и начали изображать оживленную беседу, перебивая друг друга и неся сплошную околесицу. Ребята завели спор насчет домашних цветов, когда их можно поливать и когда вредно, и спорили так горячо, что я на миг поверил в то, что они могут прожить без меня, и мне стало не по себе.

– Ребята, не надо. Я ведь не виноват, – сказал я, останавливаясь перед ними. – Это он сам разрешил открыть свою тайну! Я не просил. Ну, только немножечко!

– Можешь не стараться, мы все равно столько из-за тебя пережили, что назад не вернешь, – мстительно ответила Зоя.

Я опустил голову, и на глаза мне попался ее бутерброд. Он распался на две половинки и, вопреки поговорке, лежал вареньем вверх, словно желая напомнить, какой он был красивый и аппетитный. «Все пропало, – подумал я.

– Теперь-то уж они не простят меня».

– Зой, ты что? – ужаснулся Яша. – Он же сейчас и уйдет! И мы ничего не узнаем.

– Вась, ты вправду уйдешь? – испугалась Зоя.

– Что ты?! – ответил я, преданно глядя в ее бессовестные глаза. – Я сейчас вам прочитаю. Вот она – тетрадь! Только тут надо так или…

– Знаем! Или поверить без всяких сомнений, или лучше сразу встать и уйти. Но ты не бойся: мы уже верим, – сказал Феликс.