Феликс подумал и согласился со мной. На следующей перемене ко мне подошел Яша, он предложил мне отойти в угол класса, где никого не было, и, вздохнув, предложил:
– Ладно, давай меняться. Ты мне свою тайну, а я тебе мою.
– Эх, Яша, – с горечью сказал я. – Если бы это была моя тайна!
– Так ведь и у меня папина! – сердито возразил Яша.
– Нет, не могу.
– Ты только послушай, что я тебе предлагаю, – сказал Яша, совсем рассердясь. – Мой папа собирает марки и очень стесняется. Об этом знаю только я. Даже мама ни-ни. Ну как, взвесил?
Я покачал головой, отказываясь, – говорить у меня не было сил.
– Вася, я думал, пусть лучше я. Но у меня ничего больше нет, – сказал жалобно Яша.
О том, что со мной стряслась беда, стало известно всему классу. Весь урок я ловил на себе сочувствующие взгляды. А перед самым звонком учительница получила из третьего ряда записку и, прочитав ее, сказала:
– Иванов Вася, что же ты не предупредил меня? Такое ведь может случиться с каждым.
Ну ничего, мы будем считать двойку недействительной.
Сразу после звонка я убежал в коридор и спрятался в пионерской комнате. Но мне не удалось даже отдышаться там, потому что открылась дверь, и в комнату вошла Зоя.
– Вылезай из-под стола, вылезай. Вася, я вижу твои ноги, – сказала Зоя.
Я вылез из-под стола, встал на ноги и увидел перед своими губами вожделенный Зоин бутерброд.
– Скажешь, дам откусить, – объявила Зоя. – Можешь даже откусить с этого края, здесь джема больше. – И она повернула бутерброд другой стороной.
– Нет! – крикнул я и закрыл глаза руками, чтобы не видеть этот чудесный, этот самый вкусный в мире бутерброд.
– Учти, это было последнее и самое сильное средство. Но тебе, видно, понравилось страдать? Что ж, пойду, дам откусить Яше, – сказала Зоя обиженно и унесла бутерброд в класс.
Мечта о Зоином бутерброде отодвигалась в далекое будущее. Еще вчера я считал себя счастливчиком. Жаль только, что соперники не видели этой сцены и не могли оценить мое мужество.
Я еле досидел до конца уроков. Затем, выскочив первым из класса, помчался прямо к Базилю Тихоновичу. У меня совершенно не было сил носить в одиночку и дальше такую большую и прекрасную тайну.
Я влетел во двор и остановился. Возле входа в котельную прохаживалась моя бабушка. Вид у нее был крайне нерешительный, словно ей нужно было сделать в котельной что-то очень важное, но она не решалась туда войти.
Бабушка то и дело подходила к дверям и тут же, оробев, поворачивала назад. Она была настолько углублена в свое странное занятие, что даже не заметила меня. И я воспользовался этим и, как только бабушка отступила в очередной раз от двери, прошмыгнул за ее спиной в котельную.
И успел вовремя: Базиль Тихонович стоял с чемоданчиком в руках в дверях своей каморки и говорил коту:
– Дядя Вася, я только зайду в восьмую квартиру, и потом мы закончим наш спор.
– Базиль Тихоныч! – крикнул я, задыхаясь. – В вашей тетрадке большая тайна?
– Самая большая из всех, какие я знал, – не задумываясь ответил слесарь.
Во мне все так и оборвалось. Я подумал, что теперь мне предстоит мучиться всю жизнь, и чуть не заплакал.
– Э, что с тобой? – испугался слесарь.
– Я хотел рассказать ребятам. Я больше не могу знать один, – пояснил я, еле сдерживая слезы.
– Ну и расскажи. Что же тебе мешает? – удивился Базиль Тихонович.
– Но это же тайна. Вы сами сказали: очень большая.
– Я так и сказал, – подтвердил слесарь. – Но тайна от взрослых. Потому что обо всем этом им совсем неинтересно знать.
Откуда-то рядом, словно из стены, прозвучал голос истопника Ивана Ивановича:
– Вот ты сидишь тут, Вася, рассуждаешь черт знает о чем, а жильцы из восьмой квартиры ждут тебя, воду отключили.
Я вначале принял этот упрек на свой счет, а потом вспомнил, что Базиль Тихонович тоже Вася.
– Иван Иваныч, да не о пустяках мы. Дело выясняем серьезное, – ответил Базиль Тихонович.
Иван Иванович осуждающе крякнул и невидимо прошуршал подошвами, куда-то удаляясь… А Базиль Тихонович вновь повернулся ко мне.
– Значит, я все могу рассказать? И Феликсу? И Яше? И даже Зое? – спросил я, все еще не веря своим ушам.
– Ну конечно же! Хоть всем ребятам на земле! – весело сказал Базиль Тихонович. – Ну вот, дядя Вася, все стало на свои места.
Я тоже засмеялся: мне опять жилось весело, беззаботно.
– Ну, а что тогда было дальше? – спросил я, потому что все встало на свои места.
– Этого я и сам не знаю, еще не написал, – сказал слесарь виновато.
– Как же вы не можете знать, что с вами было? Кто же будет знать, если вы не знаете сами?
Я понял, что у него просто плохая память, и испугался. Это ужасно, когда у человека за спиной столько невероятных приключений, и он при этом ничего не может вспомнить.
– Да нет, я знаю, знаю, – спохватился Базиль Тихонович. – Я только хотел сказать, что не успел написать. А так все помню отлично, что было со мной, – произнес он даже обиженно. – Понимаешь, у нас с мушкетерами было столько всего, что не знаешь даже, на чем остановиться.
– А вы остановитесь на истории с подвесками. Вы же сами обещали вернуться к подвескам, правда?
– Разве? – удивился слесарь.