Эмили ушла, и Ёрш слился с толпой, не удосужившись оглянуться на Черепа и Кость. Страх кричал и брызгал слюной так, что уши болели, но Ёрш решил не обращать внимания. Большинство людей на платформе были чужими и плохо нарисованными, но еще больше – знакомыми, хотя бы внешне. Вот доктор Фляйсиг с доктором Прекоппом, вот Малыш, вот высокие темнокожие красавицы-медсестры, вот инспектор Мартинес, вот волоокий хлыщ из «Салона святого Джеба», вот Джонатан Зизмор, вот мужчина с ямайским мясным пирожком, вот Быстрый и Ловкий, вот Секретарша и Бог в золотой куртке – все плоские, как фигурки в детской книжке-раскладушке. Ёрш здоровался, но никто не отвечал. На скамейке у таксофона сидел дедушка Ричард и читал «Нью-Йорк дейли ньюс». По платформе гулял крепчающий ветер, и газетные страницы шелестели, как сухие осенние листья. За спиной начали вздыхать рельсы. Ёрш посмотрел в сторону лестницы, по которой недавно поднялся, и там все лица тоже показались знакомыми. Все ждали призрачного поезда. На платформе присутствовали все, кроме Виолет.
– Где Виолет? – закричал Ёрш. Никто не сказал ни слова, не шевельнулся, даже не вздохнул. – Где Виолет? – шепнул он, уже не ожидая ответа. Тут из-за спины послышался голос, и фигурки отступили, как крабы перед приливом. В отличие от остальных голос звучал не плоско, а вполне естественно.
– Виолет здесь, наверху, – объявил он. Ёрш двинулся на звук и увидел пожилого темнокожего мужчину в твидовом пиджаке. Мужчина чем-то напоминал учителя, а за его спиной кровожадно скалились Череп и Кость.
– Передайте ей, я понял, для чего родился! – попросил Ёрш и, как заключенный, вытянул руки.
– Сам можешь ей сказать, – отозвался мужчина, шагнул вперед, и ветер вокруг него стих. – Пойдем наверх, Уилл! Твоя мама больна.
– Я про маму и без вас все знаю! – заявил Ёрш и подался вперед, чтобы получше рассмотреть призрачный поезд. Он подумал о Виолет – о ее болезни, об акценте и ортопедических туфлях. Воскресил в памяти ее квартиру с красными стенами, китайскими лампами и снимками из «Интервью» и «Нэшнл джеографик». Вспомнил ее раздражительность, привычку сквернословить и путать устойчивые выражения. Одно «времени у нас тележка и сто вагонов» чего стоит! – Хорошо, я скажу ей, – буркнул Ёрш. – Я кое-что ей скажу.
Темнокожий мужчина наклонился, явно собираясь поднять его на руки.
За их спинами к платформе подкатил призрачный поезд.
– Не бойся! – проговорил мужчина мягким, как у всех темнокожих, голосом. – Ничего не бойся! – успокоил он, как умеют только темнокожие. Кого он подбадривал: Ерша или себя самого? Ёрш почувствовал, как руки превращаются в безвольные плети и отчаянно молотят воздух. Вот от пола оторвались ноги… В тот день Эмили обняла его и поцеловала.
– Где Виолет? – закричал Ёрш. Никто не ответил, и он вспомнил, что Эмили шепнула ему в тот роковой день: «Уилл, рано или поздно это должно произойти. Это происходит со всеми людьми на свете».
Из туннеля послышался шум экспресса, мгновенно заглушивший все вокруг. Ёрш укусил темнокожего за щеку и почувствовал металлический привкус крови. Железные объятия тотчас ослабли, и Ёрш приземлился на платформу. Задники кроссовок уперлись в выщербленный край. Темнокожий схватил было Ерша за рукав: паренек рыбкой выскользнул из свитера, оставив в плену лишь «чешую». Темнокожий уставился на него с благоговейным страхом, изумленно раскрыл красный тонкогубый рот и тут же закрыл. Череп и Кость со всех ног бросились к Ершу, но экспресс несся куда быстрее. Поезд влетел на станцию так же стремительно, как его призрачный предтеча, и все присутствующие затаили дыхание.
«Для чего я родился? – спросил себя Ёрш. – Я знаю, для чего!» Он состроил гримасу и медленно сделал шаг назад.
Двенадцатого ноября мир погиб в огне.
От автора