У Спасителя когда-то был маленький пациент, который говорил только о покемонах, и недавно – другой, уже подросток, одержимый «Игрой престолов». Луана тоже из их компании, у нее навязчивая идея.
– Неразлучники живут лет пятнадцать. Мне сейчас сорок, так что ближе к пятидесяти пяти…
– Так, так, так. А ваши родители?
Вопрос возник у Спасителя по ассоциации: неразлучная пара – родители.
– Родители? – переспросила Луана, и на лице у нее появилось недоуменно-отстраненное выражение, какое появлялось всякий раз, как только речь заходила о людях.
– Они по-прежнему с вами или…
– А вы что, никогда не слышали о деле Лушар?
Лушар была фамилия Луаны.
– Хотя да, с тех пор прошло довольно много времени, – сказала она задумчиво. – Двадцать семь лет уже. У моей матери в морозилке нашли пять замороженных младенцев. В полицию сообщил ее тогдашний сожитель. Незамороженной оказалась только я.
Сказать, что Спаситель растерялся, значило ничего не сказать: он был смятен, раздавлен…
– И… сколько же вам было лет?
Он и сам заморозился. Вычесть из сорока двадцать семь оказалось ему не под силу.
– Мне тогда было тринадцать.
В практике Спасителя встречались мифоманы. Но сейчас у него сомнений не было: Луана сказала правду, она не мифоманка. Потрясение, пережитое девочкой-подростком, было так велико, что в ее психике произошли необратимые изменения. Все происходящее среди человеческих существ больше ее не касалось.
– Так одного мне купить или пару? – спросила Луана, витая в стратосфере.
– Но вы прекрасно ладили с хомячком! Почему вы решили, что вам нужно другое животное для эмоциональной поддержки?
– Я хомячка убила.
Тем временем на чердаке Габена Шазам на картинке пищал в «пузыре»:
– Гром и молния! Преследователь украл нашу машину! Быстро садимся на свиномотоциклы!
Две морские свинки скатились вниз на санках и уселись в телеуправляемые мотоциклы. Шазам в автомобильных очках, с налаченным гребнем шерстки вдоль головы, Пигги в каске, сделанной из половинки шарика для пинг-понга.
Габен успел пересмотреть все ролики, так что вынужден был довольствоваться теперь комиксами.
– Стартовал, как я вижу!
Габен досадливо скривился. Спаситель – ну! – вечно он появляется в самый неподходящий момент. Не всегда же Габен смотрит всякую ерундистику. Или всегда?..
– Что не так? Говори быстро, – сразу напрямую спросил Спаситель, чего никогда не сделал бы на сеансе психотерапии.
Но у него не было ни минуты лишней. В приемной уже дожидался Самюэль Каэн.
– Не интересует меня биология. И учиться я больше не хочу. С самого рождения только и делаю, что кого-то слушаю и скребу пером по бумажке. Ничему меня это не учит. Я там просто помираю. – Габен говорил спокойно, с полной убежденностью. – Я работать хочу, жить настоящей жизнью, иметь дело с настоящими людьми. Как ты. Ты же работаешь.
– Но я учился, Габен, и мне не всегда это нравилось.
– Да, но ты знал, что создан для… Скажи, а как ты понял, что твое призвание – психология?
Спасителю показалось, что у него дежавю. Его уже об этом спрашивали, задавали точно такой вопрос.
– Не знаю, не могу сказать. И вообще, может, я ошибся. Может, из меня вышел бы гениальный саксофонист.
– Ты играл на саксофоне?
Спаситель утвердительно кивнул, но он вовсе не это хотел сказать. А что же?
– Выбираешь, еще не зная, Габен. Что я мог знать о психологии до того, как начал учиться? Ровным счетом ничего! А что я знал о профессиональной жизни психолога? Да я близко не представлял себе, что это такое. О женщине, на которой женился, тоже ничего не знал. И что можно знать о женитьбе до тех пор, пока не женился? Тоже ничего. На самом деле сначала поднимаешься на борт корабля, а там уж учишься справляться с волнами и ветром. Добираешься до порта и только тогда понимаешь, что путешествие сделало тебя самим собой, и это неплохо. Давай, Габен, поднимайся на борт!
Спаситель заторопился вниз, а Габен еще несколько минут сидел с озадаченным видом. Потом, словно в порыве вдохновения, набрал на компьютере: «Завербоваться во флот».
Спаситель пригласил в кабинет Самюэля и почувствовал, что тот напряжен до крайности.
– Извини, что заставил тебя ждать.
Самюэль отмахнулся, давая понять, что психует совсем по другой причине.
– На этой неделе со мной произошло что-то важное. – Он уже совладал с собой, хотя продолжал говорить скороговоркой. – Впрочем, нет. Не произошло. Я только говорил и спорил. Не помню, в последний раз, когда мы виделись, я рассказывал тебе о Тибо?
– Да, это студент-второкурсник подготовительного отделения, – тут же отозвался Спаситель. – Ты с ним живешь в одной комнате. Верно?
– Да. Я посмотрел, какие он читает книги, они странные. Например, «Непристойный учебник соблазнения для мужчин, которым надоело быть пай-мальчиками». Я пошутил, что и название можно до конца не дочитать, и у нас завязался разговор. Никогда у меня не было такого разговора со сверстником. Парни не имеют привычки откровенничать, они все держат про себя. А Тибо – нет. Он, наоборот, считает, что надо говорить откровенно… Как мужчина с мужчиной.
– Как мужчина с мужчиной, – откликнулся эхом Спаситель.